Среди новых теорий со временем обнаруживается могильщица предшествующей научной парадигмы, во главе которой стоит устаревшая исходная теория. Эта теория уступает место новой, более прогрессивной. Сам процесс замены одной парадигмы в науке другою Т. Кун и назвал научной революцией.

Т. Кун следующим образом объяснял аналогию между политическими революциями и научными: «Политические революции начинаются с роста сознания (часто ограничиваемого некоторой частью политического сообщества), что существующие институты перестали адекватно реагировать на проблемы, поставленные средой, которую они же отчасти создали. Научные революции во многом точно так же начинаются с возрастания сознания, опять-таки часто ограниченного узким подразделением научного сообщества, что существующая парадигма перестала адекватно функционировать при исследовании того аспекта природы, к которому сама эта парадигма раньше проложила путь. И в политическом, и в научном развитии осознание нарушения функции, которое может привести к кризису, составляет предпосылку революции. Кроме того, хотя это, видимо, уже будет злоупотреблением метафорой, аналогия существует не только для крупных изменений парадигмы, подобных изменениям, осуществленным Лавуазье и Коперником, но также для намного менее значительных изменений, связанных с усвоением нового вида явления, будь то кислород или рентгеновские лучи. Научные революции, как мы отмечали в конце V раздела, должны рассматриваться как действительно революционные преобразования только по отношению к той отрасли, чью парадигму они затрагивают» (там же).

Смена парадигмы в науке – грандиозное событие в истории науки. Она заставляет учёных менять прежний взгляд на новую картину мира («гештальт»). «Во время революции, когда начинает изменяться нормальная научная традиция, – читаем у Т. Куна, – учёный должен научиться заново воспринимать окружающий мир – в некоторых хорошо известных ситуациях он должен научиться видеть новый гештальт. Только после этого мир его исследования будет казаться в отдельных случаях несовместимым с миром, в котором он “жил” до сих пор» (там же).

Аналогия между политическими и научными революциями имеет свои границы: первые происходят быстрее, чем вторые. Теория, возглавившая новую парадигму в науке, прокладывает себе дорогу с великим трудом. Её победа в научном сообществе требует достаточно много времени. Т. Кун в связи с этим приводит такие примеры: «Коперниканское учение приобрело лишь немногих сторонников в течение почти целого столетия после смерти Коперника. Работа Ньютона не получила всеобщего признания, в особенности в странах континентальной Европы, в продолжение более чем 50 лет после появления “Начал”… Дарвин особенно прочувствованно писал в конце книги “Происхождение видов”: “Хотя я вполне убежден в истине тех воззрений, которые изложены в этой книге в форме краткого обзора, я никоим образом не надеюсь убедить опытных натуралистов, умы которых переполнены массой фактов, рассматриваемых имя в течение долгих лет с точки зрения, прямо противоположной моей… Но я смотрю с доверием на будущее, на молодое возникающее поколение натуралистов, которое будет в состоянии беспристрастно взвесить обе стороны вопроса”. А Макс Планк, описывая свою собственную карьеру в “Научной автобиографии”, с грустью замечал, что “новая научная истина прокладывает дорогу к триумфу не посредством убеждения оппонентов и принуждения их видеть мир в новом свете, но скорее потому, что её оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое поколение, которое привыкло к ней”» (там же).

С великим трудом, но новая парадигма в науке приходит к победе над старой: «Если парадигме суждено добиться победы в сражении, число и сила убеждающих аргументов в её пользу будет возрастать. Многие учёные тогда будут приобщаться к новой вере, а дальнейшее исследование новой парадигмы будет продолжаться. Всё большее число ученых, убедившись в плодотворности новой точки зрения, будут усваивать новый стиль исследования в нормальной науке, до тех пор пока наконец останется лишь незначительное число приверженцев старого стиля» (там же).

В последней, 13-й, главе своей громогласной книги, которую её автор назвал «Прогресс, который несут революции», читаем: «Революции оканчиваются полной победой одного из двух противоборствующих лагерей. Будет ли эта группа утверждать, что результат её победы не есть прогресс? Это было бы равносильно признанию, что она ошибается и что её оппоненты правы» (там же).

Революции в науке – необходимое звено в её эволюции. Они делают эту эволюцию скачкообразной, но вместе с «нормальной наукой» они ведут её ко всё более и более детальному представлению о мире.

Завершая свою книгу, Т. Кун писал: «Процесс развития, описанный в данном очерке, представляет собой процесс эволюции от примитивных начал, процесс, последовательные стадии которого характеризуются всевозрастающей детализацией и более совершенным пониманием природы» (там же).

Последний абзац замечательной книги, о которой здесь шла речь, указывает на необходимость и перспективность эволюционной точки зрения на историю науки: «Любая концепция природы, которая не противоречит при тех или иных доводах росту науки, совместима в то же время и с развитой здесь эволюционной точкой зрения на науку. Так как эта точка зрения также совместима с тщательными наблюдениями за научной жизнью, имеются сильные аргументы, убеждающие в том, что эта точка зрения вполне применима и для решения множества ещё остающихся проблем» (там же).

Томас Кун создал такой образ науки, с которым, казалось бы, невозможно не согласиться. В нём всё на месте: его автор изобразил историю науки как эволюционный процесс, в котором долгие периоды её постенного развития меняются сравнительно быстрыми революционными периодами.

Между тем у Т. Куна нашёлся противник – Пол (Пауль) Фейерабенд (1924–1994). Он был гражданином мира. Родился в Австрии (Вене), жил в Англии, Новой Зеландии, Италии, Швейцарии, а с 1958 г. обосновался в США, работая до 1989 г. профессором философии в Калифорнийском университете в Беркли.

Главный пункт, в чём П. Фейерабенд разошёлся с Т. Куном, состоял в том, что последний представлял себе «нормальную науку» (т. е. науку, находящуюся между двумя революциями), как единую, монистическую, тогда как П. Фейерабенд стал изображать «нормальную науку» в анархистско-плюралистическом духе.

Научные истины, с точки зрения П. Фейерабенда, во все времена постигаются в борьбе между разными теориями, между разными позициями в решении одних и тех же проблем. Любая истина – плод сталкивающихся мнений, противоборствующих точек зрения, плод научного плюрализма.

Главный труд П. Фейерабенда – «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975). В этой книге он поместил «Набросок основных рассуждений». Его можно рассматривать как ведущие установки его науковедческой концепции. Вот почему я процитирую из этого наброска ключевые пункты:

[1] «Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.

[2] Это доказывается и анализом конкретных исторических событий, и абстрактным анализом отношения между идеей и действием. Единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип все дозволено.