Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы понимаем, что важна и возможность самовыражения, и то, как нас принимают в группе. Стремление к удовольствиям, разумный эгоизм и даже в некоторой степени гедонизм – это неплохой план для жизни. Но разумный эгоизм подразумевает в том числе и заботу о благополучии социума. Если вас будут волновать только личные интересы, для достижения которых вы пойдете по головам, то рано или поздно найдется тот, кто пройдется по вашей. Ориентируясь на личные интересы, нужно учитывать и интересы других.
Примерно так же обстоит дело с нашим желанием получить удовлетворение как можно скорее, в ущерб будущему. «Живи сегодня. Завтра ты можешь умереть», – идеальная философия для тех, кто собрался умереть завтра. Однако большинство из нас доживет до почтенного возраста (лет до восьмидесяти, а то и больше). Если жить только сегодняшним днем, то «завтрашние дни», скорее всего, не заладятся. А если все оставить «на будущее», то наше настоящее превратится в сплошное тревожное, тоскливое ожидание. И любые перспективы будут загублены на корню.
Разум – это очень противоречивая штука. Не нужно полностью подчиняться только ему Нет четких критериев, с помощью которых можно выработать стандарты поведения для каждой ситуации. Часто бывает вообще трудно определить, что разумно, а что – нет. Более того, в экстремальных ситуациях разум может даже помешать. Рациональность иногда бывает лишней, и вот почему.
1. Эмоции бывают нужны для самосохранения. В некоторых случаях отказываться от сильных реакций нельзя. Например, вы можете захотеть ударить или даже убить кого-то, кто нападает на вас.
2. Предпочтения, увлечения и вкусы человека, несмотря на всю свою «иррациональность» и «бесполезность», приносят в нашу жизнь удовольствие и делают ее интересней. С точки зрения здравого смысла вы поступаете «неразумно», когда коллекционируете марки, готовите сюрприз для друга или слушаете музыку по десять часов в день. Но от таких «иррациональных», «эмоциональных» занятий можно получать большое удовольствие. Если бы существовал «чистый интеллект», то он был бы, конечно, очень полезным, но абсолютно безрадостным. Эмоциональное возбуждение воодушевляет нас, заставляет двигаться вперед, добавляет в жизнь ярких красок.
3. Если рациональность довести до крайности, она будет только мешать. Предположим, вы завязываете шнурок или жуете хлеб. Задумавшись, правильно ли вы шевелите пальцами и в какую сторону лучше повернуть язык, помочь вы себе не сможете, а только запутаетесь и заведетесь. «Разумны» вы при этом будете, а вот довольны – вряд ли. При обсессивно-компульсивных расстройствах компульсии тоже могут выглядеть довольно рационально. Настоящая рациональность помогает человеку стать счастливее, а не делает его рабом всего, что исходит от «разума».
4. Жизнь, полностью подчиненная разуму, будет похожа на механическое существование – бесчувственное, холодное, без креатива, вдохновения, без музыки, живописи и литературы.
Так что не будем доводить рациональность до абсурда. Но мы не поддерживаем иррациональность, когда она выражается в отказе от возможности что-то узнать. Многие проблемы сохраняются именно из-за страха неизвестности. Иногда нам вроде бы и хочется что-то поменять, но мы не знаем, как будем себя чувствовать после этих изменений. И мы оставляем все как есть, потому что легче находиться в знакомых (пусть и некомфортных) обстоятельствах. Изменения – это неизвестность, которая страшит. И мы находим массу отговорок и причин, отказываясь от попыток справиться с проблемой. Тратим кучу времени и сил на выдумывание аргументов против рационального подхода.
Один из моих (Р. А. Х.) клиентов, Рональд, упорно противостоял рациональному подходу, который я предлагал использовать, чтобы решить проблемы с тревогой и компульсивным перееданием. Причем клиент сам признавал, что сопротивляется.
«Вы что, боитесь, что, изменив свою жизнь, уподобитесь роботу?» – спросил я.
«Ну да, в каком-то смысле», – ответил он.
«Хорошо. Давайте рассмотрим этот страх таким же образом, как мы рассматриваем ваши тревоги. Можете привести какие-то факты в поддержку этого страха? Например, есть ли у вас знакомые, которые из-за избытка рациональности уподобились роботам и перестали наслаждаться жизнью?»
«Ну, не знаю. Вряд ли я так вот сразу кого-то вспомню. Но вот вы иногда таким кажетесь: ужасно деловым. Вас редко что может расстроить. Даже когда я взрываюсь, кричу и ругаюсь, такое впечатление, что вас это нисколько не трогает. Мне это кажется странным».
«И это говорит о том, что я бездушен и не способен наслаждаться жизнью?»
«Нет вообще-то. Но я боюсь, что не смогу получать удовольствие, если буду таким же спокойным и объективным, как вы».
«А, так это другое! Значит, вам плохо из-за вашей повышенной тревоги и компульсии. А я, как вы только что описывали, практически никогда не расстраиваюсь. Если ваше описание верно, то очевидно, что мне не плохо. Но при этом вы боитесь, что если вы станете таким же выдержанным, как я, то вам все равно будет плохо. Или как минимум вы потеряете способность наслаждаться. Верно?»
«Что-то вроде того».
«Спрошу еще раз: чем вы можете подтвердить свои рассуждения? Может быть, вы пробовали в течение нескольких дней вести себя так же спокойно, как я? И теперь, попробовав это на практике, убедились, что вам стало хуже?»
«Нет. Я не пробовал».
«Так почему бы не попробовать, в порядке эксперимента? В конце концов, вы всегда можете вернуться в исходное состояние. Ну если честная попытка не даст хороших результатов. Если вы вдруг заметите, что, постаравшись стать более рациональным, начали превращаться в зомби-машину, можно будет сразу переключиться на привычный иррациональный режим. Вы не обязаны оставаться рациональным и бесчувственным, если эксперимент действительно приведет к такому результату. А пока, как я вижу, вы просто ищете причины, чтобы оправдать свой страх перед изменениями».
«Вы хотите сказать, мне так страшно что-то менять, что я просто ищу отговорки?»
«Совершенно верно. Но таким образом вы лишаете себя шанса узнать, что будет, если попробовать что-то изменить».
И Рональд попробовал. Он начал работать со своими иррациональными убеждениями, которые были причиной его тревоги и приводили к перееданию. Несколько недель спустя, значительно продвинувшись, он с энтузиазмом сообщил:
«Я теперь не только не ем, если не голоден (как раньше), но даже придерживаюсь диеты – впервые за много лет. Я уже похудел почти на четыре килограмма. И я уверен, что продолжу в том же духе. Теперь я вижу: еда была для меня способом отвлечься от глупой идеи, что я не могу справиться со сложностями жизни.
Но я хочу рассказать о другом. Я постепенно перестал переедать, стала уходить боязнь самостоятельности, и вместе с этим начал развеиваться и страх, о котором я говорил несколько недель назад. Я не только не превратился в робота, а стал испытывать более яркие эмоции – в хорошем смысле. У меня прибавилось энтузиазма и любви к жизни. Представьте, по дороге на работу я пою. Как раз сегодня утром это заметил. Пою! Впервые за много лет. Я остановился на секунду и подумал: “Ого! Этот парень, Харпер, знает, о чем говорит. Если песня – это часть рациональной жизни, то назовите ее хоть сто раз механической, я хочу еще! Я готов стать механическим соловьем, чтобы выводить такие трели по утрам. Механическая – не механическая, какая разница, если мне нравится!”»