Англичанин среди батиньольцев

«Припоминаю запахи каждого часа, — продолжал Мур, — по утрам — жареной яичницы, табачного дыма, кофе и дешевого коньяка, в пять часов — травяной запах абсента, чуть позже из кухни приносили дымящийся суп, а по мере приближения к ночи в воздухе ощущался смешанный дух сигарет, кофе и пива».

Мане был очарован этим смуглым угловатым мальчишкой с театральным голосом и безупречными манерами, он обожал его до такой степени, что множество раз просил позировать. Один портрет не понравился Муру — на нем он как две капли воды был похож на Глу-глу, рекламировавшего вина Никола, — и Мур попросил портрет подправить. На что Мане сухо заметил: «Не моя вина в том, что Мур напоминает разбитое яйцо и что его физиономия вообще ни на что не похожа».

С Дега получилось еще хуже: довольно бестактный любитель посплетничать, Мур в какой-то статье изложил все, что ему было известно о финансовых затруднениях художника и его братьев. Взбешенный Дега порвал всякие отношения с «этим англичанином из квартала Батиньоль». «Подобные типы хватают вас прямо из постели, — вопил он, — снимают нижнее белье и, если вы вздумаете пожаловаться, отвечают: «Вы себе не принадлежите!»».

Безусловно, Мур обладал гораздо большими достоинствами, нежели можно было бы предположить, судя по его репутации сплетника. Вернувшись в Англию, он занялся литературной деятельностью и написал романы «Эстер Уотерс» и «Озеро», сделавшие его популярнейшим писателем 1880-х годов; одновременно Мур в содружестве с Уильямом Батлером Йетсом боролся за сохранение шотландской культуры. После долгого забвения мы как бы заново открываем для себя Мура; хозяин мира грез и сновидений, он предстает перед нами как один из предшественников сюрреализма.

Популярность кафе сходит на нет

В конце 1870-х разговоры в «Новых Афинах» часто затягивались до глубокой ночи, но даже после закрытия кафе художники продолжали свои споры — на бульваре, при свете луны. Особенно многое требовалось обсудить перед новым Салоном или открытием выставки. Одним из самых активных участников этих споров был Дега: почти каждый вечер, после званого обеда или вечернего спектакля в Опере, он заходил в кафе, чтобы поддержать своих товарищей, готовящихся к очередному решающему сражению. Несмотря на скверный характер, именно Дега стал душой движения после того, как Мане добровольно сложил с себя полномочия по руководству группой.

В наши дни от прежних кафе ничего не осталось. Кафе «Гербуа» сначала переделали в пивную (пивная

Мюллера), а затем здание вообще снесли. На этом месте теперь магазин готового платья. Кафе «Новые Афины», потерявшее после смерти Мане свою привлекательность, постепенно превратилось в обычный кабак, клиентами которого по большей части стали проститутки и сутенеры. Переделанное и переименованное, оно стало одним из многочисленных кафе Монмартра, со своей особой публикой и сомнительной репутацией.

От былых времен осталось лишь воспоминание.

Артистические кварталы существовали всегда, и всегда здесь царил нонконформистский дух, художники чувствовали себя вольготно и могли за небольшую плату найти достаточно просторные помещения для мастерских. Удобства и комфорт, как раньше, так и теперь, стояли на последнем месте. Несмотря на индивидуализм, художники, подчиняясь стадному чувству, любили собираться в старой части города, образуя коммуны; они каждый день встречались в кафе, где к ним были приветливы хозяин и посетители.

Многие современные художественные движения связаны с определенными кварталами города, хранящими их отпечаток Фовисты разбили свой лагерь на улице Корто, 12, и на вилле Лефюзен по улице Турлак; кубисты предпочли Бато-Лавуар на площади Равиньян (сейчас площадь Эмиля Гудо) на Монмартре; представители парижской школы выбрали Ла Рюш, Данцигский тупик, квартал Фальгьер, Вожирар и улицу Кампань-Премьер на Монпарнасе; сюрреалисты чаще всего появлялись на улице Бломе и дю Шато, на окраине Монпарнаса. Нет необходимости напоминать о той огромной роли, которую в первой трети XIX века играли кафе, расположенные на перекрестке Вавен, в которых собирались экспрессионисты и сюрреалисты.

До Франко-прусской войны излюбленным местом сборищ импрессионистов был квартал Батиньоль, после войны они перебрались на площадь Пигаль, поближе к Монмартру и Монмартрскому холму.

Все творчество Мане неразрывно связано с кварталом Батиньоль, мещанским по духу, сохранившим некоторые черты предместья. Заметим, кстати, что у Мане, также как у Ренуара и Сезанна, мастерская всегда находилась отдельно от квартиры. В разгар сражений импрессионистов с чиновниками от искусства Мане с семьей занимал квартиру на улице Батиньоль, а мастерскую — на улице Гийо, откуда он сначала переехал на улицу Санкт-Петербург, а затем на Амстердамскую.

До того как свить свое гнездышко на вершине Монмартрского холма, Ренуар долгое время жил на улице Сен-Жорж, что по тем временам было все равно что жить в пригороде. Даже когда ему приходилось менять жилье в поисках большей квартиры, он старался не покидать Монмартр: полудеревенский дух квартала, равно как и возможность без труда найти подходящих натурщиц очень были ему по душе.

Дега тоже постоянно жил в этом квартале, руководствуясь, однако, совершенно иными причинами. После 1870 года он занимал небольшой особняк на улице Бланш, в квартале Фрошо, после чего в 1886 году почти на четверть века поселился на улице Виктора Массе, которая в те времена называлась Лаваль, в том самом доме, где Рудольф Салис открыл свой первый клуб «Черный кот». Клод Моне, разместив свое семейство на окруженной диким садом прекрасной вилле на берегу Сены в местечке Аржантей, устроил мастерскую на площади Пигаль, в полуподвальном помещении, служившем одновременно хранилищем готовых полотен и местом, где он принимал почитателей своего творчества. Плата за аренду помещения составляла 800 франков в год, что по тем временам было довольно дорого. Среди мастерских Базиля, располагавшихся в разных кварталах города, наиболее известна та, что находилась на улице Кондамин в Батиньоле. Чтобы наглядно представить себе, как она выглядела, достаточно взглянуть на довольно часто репродуцируемую картину Базиля, где на фоне его мастерской изображены Сислей, Моне, Мане, Золя и сидящий за пианино Эдмон Мэтр (самого Базиля на картине дописал Эдуар Мане).[52]

По соседству, в квартале де Флер, в самом начале подъема на Монмартрский холм, жил Сислей. Сезанн переселился на Монмартр лишь к концу жизни; вечно мучимый хандрой и беспокойством, он постоянно менял место жительства. Шаг за шагом прослеживая его парижские скитания, Анри Перрюшо[53] обнаружил не менее двадцати адресов, по которым художник проживал в разное время; в большинстве случаев это были меблированные комнаты, где он задерживался иногда не дольше нескольких недель. Любимым пристанищем этого скитальца стало поместье отца в Экс-ан-Провансе — Жа де Буффан,[54] где под кровлей родительского дома для него была оборудована огромная мастерская, совершенно обезобразившая гармоничный фасад особняка XVIII века.