Со всем этим ворохом воспоминаний, едва наступил вечер, Андрей отправился в знакомый бар. Теперь он снова сделался здесь желанным гостем. Бармены Руслан и Дима встречали его только что не с распростертыми объятиями. Андрей заказал любимый виски, мысленно прикинув, сколько порций он может позволить себе на оставшуюся в кармане сумму, уселся за привычный столик и принялся неторопливо смаковать маленькими глотками напиток.

И очень скоро его ожидание было вознаграждено. Не прошло и четверти часа, как в зал вошла та, ради которой он был здесь. Окинув взглядом ее фигуру, Андрей машинально отметил, что на Старьевщице все то же черное платье, какое было на ней в их первый вечер. И он ощутил невольную радость при виде этой таинственной женщины. Ведь до того, как она вошла в зал, он в глубине души все еще сомневался в ее реальности. Но Старьевщица подошла к нему, опустилась на стул напротив.

— Что тебе заказать? — поинтересовался Андрей.

— Смотря какой суммой ты располагаешь, — усмехнулась она. И, заметив его недовольную гримасу, примирительно добавила: — Ладно, ладно. Я-то отлично знаю, сколько у тебя денег осталось.

— Откуда? — зачем-то глупо спросил он.

— Твои мысли мне пока не менее интересны, чем воспоминания, — туманно ответила она и замолкла.

Вполне резонно было бы сейчас и задать ей один из вопросов, что мучили Андрея с момента их необычной встречи.

Но он не решался. Она молчала, он тоже молчал. Почему он так странно себя чувствует? Отчего ему с ней так не по себе, вон даже ладони потеют и внутри, где-то внизу живота, холодок — щекочущий, неприятный?.. Ну не боится же он ее, в самом деле! Впрочем, подобные невероятные, да что там невероятные — сверхъестественные! — возможности не могут не внушить опасения и даже страха…

Пауза затянулась. Андрей начал искать возможность прервать ее. Но, к сожалению, не придумал ничего умнее, кроме как заметить:

— Что-то холодно сегодня было весь день. Хоть и март, но на весну совсем не похоже.

Старьевщица опять небрежно усмехнулась в ответ:

— Так ты позвал меня, чтобы поговорить о погоде?

— Как это? Я не звал тебя! — изумился он. — Как я мог позвать тебя?

— Очень просто, — спокойно ответила Старьевщица. — Я и без всяких телефонов прекрасно слышу твой зов. В прошлый раз, когда ты был здесь, ты не звал меня — и я не пришла. А теперь снова захотел меня видеть, поскольку у тебя кончились деньги, и ты даже приготовил для меня новую партию товара. Ну что ж, я тебя внимательно слушаю, излагай, что там у тебя…

И Андрей, чуть запинаясь, прошерстил ей весь перечень воспоминаний, припасенных им для нее, пока он плескался давеча в ванне. Однако на протяжении «оглашения списка» с лица собеседницы не сходило скептическое выражение.

— Смешной ты, Андрей, — покачала она головой, когда отзвучал его монолог. — Впрочем, все вы такие… Тебе кажется, что эти твои воспоминания просто замечательны, уникальны, что именно они и составляют твою индивидуальность, именно из них ты и состоишь… Но знаешь ли ты, что подобные картинки есть в памяти почти всех твоих сверстников, и мужчин, и женщин? Да-да, точно такие же… Да и не только сверстников. Людей любого возраста. Все эти милые детские печали и радости… Разве что названия конфет разные, но суть от того не меняется… Нет, дорогой мой, весь этот ширпотреб меня абсолютно не интересует…

Андрей отвел взгляд. Как сильно уязвили его эти слова! Она попала в самую точку, в самое больное место. Ведь каждый человек считает свой собственный внутренний мир чем-то особенным, неповторимым, уникальным. А на поверку оказывается — он такой же, как и у всех, а сам он микроб, частичка безликой серой массы, состоящей из таких же микробов?

Собеседница мало интересовалась его переживаниями. Кажется, она и не заметила его реакции. Или заметила, но не заострила на ней внимания.

— …А вот воспоминание о первой учительнице, этой вашей Галочке, я бы у тебя, пожалуй, купила… В нем что-то есть… — задумчиво протянула она. — А в придачу, так уж и быть, заберу и все остальное. Сто тысяч долларов тебя устроят?

Андрей отрицательно покачал головой:

— Нет, продавать воспоминание о первой учительнице я не хочу, — возразил он.

— Как знаешь, — пожала плечами Старьевщица, — твое дело. Сколько у тебя там еще денег? Ты действительно думаешь, что хозяин этого бара по второму разу откроет тебе кредит в надежде на будущее? Что-то я сильно в том сомневаюсь…

— Давай договоримся хотя бы на сто тысяч евро, — хрипло предложил Андрей.

— Нет, — отрезала Старьевщица. — На сто тысяч евро это не тянет. Сто тысяч долларов — и ни копейкой больше. И только для тебя.

— Дай мне подумать, — попросил он. Ему хотелось знать, почему она проявляет к нему такое великодушие. Но он опять не решился задать вопрос.

Она пожала плечами:

— Думай. Я никуда не тороплюсь, могу посидеть здесь с тобой до закрытия бара.

И прежде чем она закончила фразу, он уже знал, что обязательно согласится.

Так оно и произошло.

Утром, заварив хорошего английского чаю и наделав полную тарелку бутербродов с остатками сырокопченой колбасы и любимого сыра с голубой плесенью, Андрей, как обычно за завтраком, включил новенький лэптоп и вышел в интернет, чтобы узнать, что делается в мире, и заодно проверить электронную почту. Среди всевозможного спама, который, несмотря на кризис, продолжал лавиной течь на его адрес, обнаружилось и одно действительно важное письмо — отчет из банка. С помощью этого банка Андрей Шелаев когда-то вел большинство своих финансовых операций. Когда-то… Когда у него были и финансы, и бизнес. Теперь на счету пылилась какая-то мелочовка, рублей восемьдесят.

Но сегодня утром банк вдруг прислал сообщение: на его счет с таким-то номером такого-то числа поступило ни много ни мало — три миллиона рублей. Откуда они взялись, в письме, разумеется, не говорилось. Но Андрей и сам все прекрасно знал. Теперь он ни на минуту не усомнился в том, что деньги прислала Старьевщица, которая купила у него вчера… Что же она купила? Что за воспоминания? Он потер лоб… Нет, он решительно не мог вспомнить что. Да он и не очень старался, теперь это не имело значения.

В первый момент Андрей очень обрадовался. С этой минуты опять можно было не задумываться о мелких, но неприятных бытовых надобностях, о которых он начал натужно размышлять, обнаружив, что от всей денежной бандероли осталась последняя купюра — на какие деньги питаться, как оплачивать бензин и другие необходимые вещи… Как только на его банковский счет поступили деньги, все эти докучные будничные вопросы снялись сами собой.

Письмо пришло в понедельник, и до самых выходных Андрей искренне считал, что вполне доволен жизнью. Но уже в субботу утром понял, что ошибается. Накануне, поддавшись настроению всеобщего веселья и разгула, какое регулярно охватывает трудящийся народ раз в неделю — вечером в пятницу, именуемую по этому поводу пятницей-тяпницей и пятницей-развратницей, — он неплохо оторвался в каком-то кабаке.