В окружном УВД о нем знали, но ничего не предпринимали против его деятельности, и на то имелись веские причины. На рынке торговали в основном милицейские сексоты, поэтому потоки оружия контролировались и в нужный момент у нужных людей перехватывались, а ничего не подозревавшие покупатели отправлялись за решетку. Кроме того, экономились средства на осведомителей, и без того скудно отпускаемые казной – ведь сексотам давалась возможность заработать самостоятельно.

Голубок поджидал оперуполномоченного на лавочке в тихом зеленом дворике. Он был относительно молодым человеком, особенно по сравнению с шестидесятилетним Пичугой.

Голубок начинал свою криминальную карьеру в качестве «черного следопыта» – откапывал на местах сражений великой войны боеприпасы и продавал их преступным группировкам. С помощью одного из найденных и реализованных им пистолетов было совершено убийство. Органы вышли на Голубка, и тот после недолгой обработки в ИВС согласился на них работать – конкретно на Колодкова.

Предъявленные ему Сергеем фото он рассматривал очень долго, демонстрируя таким образом добросовестный подход к делу. И наконец объявил:

– Я никого из них не знаю и никогда не видел. Да и об этом убийстве ничего не слышал.

Ничего другого и не ожидавший старший лейтенант встретил его сообщение вполне равнодушно.

– Ясно. Снимки возьми себе и покажи своим. Свободен.

Но Голубок не уходил, продолжая разглядывать фотографию Азы Арзаевой.

– Такое дело… – пробурчал он поднос.

– Чего ты там бормочешь? – вяло поинтересовался Колодков.

– Такое дело… Фотка этой девки по Москве раньше уже распространялась?

Сергей насторожился.

– Да. Со вчерашнего дня. А что?

– Один мой дружбан, который частникам стволы продает, толкнул вчера какой-то клевой девахе две обоймы к ПМ. И глушитель…

– Глушитель? – всполошился оперуполномоченный. – Чего ж ты раньше молчал? О таких вещах ты обязан докладывать!

– Сам недавно узнал, вот и докладываю. И, кроме того, дружбан ей глушак просто впарил: она глушак этот не спрашивала, но дружбан уговорил.

А ту девку твой дружбан по фото узнает? – Оперуполномоченный совсем не имел в виду Арзаеву: мысль, что она после убийства, вместо того чтобы делать из Москвы ноги, вдруг пошла на рынок за боеприпасами, выглядела просто нелепой, но сам по себе факт покупки глушителя, пусть вроде как и случайной покупки, являлся основанием для немедленного расследования. Приобретение частными лицами оружия просто для самозащиты окружное УВД не слишком беспокоило. Но глушитель – иное дело.

– А он уже узнал, – неожиданно объявил Голубок. – Ее фото на стенде «Их разыскивает милиция» в нашем районном ОВД висит.

Колодков проглотил слюну.

– Где он, твой дружбан? Тащи его сюда!

– Его сейчас на рынке нет, – ответил Голубок, укоризненно глядя на опера. Тот понял недовольство своего сексота: «дружбан» конечно же не должен знать, что Голубок – стукач. – Как появится, я ему фотку, что вы мне дали, продемонстрирую. Если он эту девку не опознает, то покажет мне снимок на стенде, где изображена покупательница. Я вам потом сообщу по мобильнику, что и как.

Колодкову ничего не оставалось, как согласиться со своим стукачом и дать ему кое-какие инструкции.

– Узнай у своего дружбана, в котором именно часу была совершена покупка глушителя, – добавил он в заключение.

6

«Анюта вернулась!» – была первая реакция Малахова на звонок в квартиру.

В ту минуту забыв, что у жены есть ключи, он стал суетливо отпирать все свои четыре замка и две двери, приговаривая себе под нос: «Сейчас, милая, сейчас!» Но руки его отчего-то вдруг затряслись, и он все никак не мог открыть словно заколодившие хитроумные запорные устройства.

Наконец Малахов рванул одну из дверей внутрь, другую, на цепочке, приоткрыл наружу и очутился лицом к лицу с незнакомым ему человеком. И еще прежде чем тот предъявил ксиву, представившись «Старший оперуполномоченный Бороздин» и осведомившись «Гражданин Малахов?», Петр Максимович всем своим естеством старого жулика ощутил – мент.

И он испугался, хотя даже пока не осознал, чего ему, собственно, бояться, чего ожидать от этого еще сравнительно молодого оперка. Но тут же понял: то был вроде бы напрочь забытый, но теперь вдруг мгновенно оживший страх еще советской поры перед органами ОБХСС, которые нещадно, хотя и вполне безуспешно (не на того напали!), преследовали Петра Максимовича в течение долгих лет его карьеры золотовалютного спекулянта.

Но чего теперь-то дергаться! – охолонил он себя, непроизвольно мотнув головой, как бы пытаясь вытряхнуть из нее дурные воспоминания. Уже более двадцати лет органы его не трогают, занятые более важными делами: заказными убийствами, криминальными разборами и набиванием собственных карманов зелеными купюрами. Да и вообще – кому какое дело до мелкого барыги, когда всю страну на гоп-стоп берут!

Но тогда для чего приперся к нему домой этот мент? – напряженно размышлял Малахов, тщательно рассматривая «корочки» и сверяя фотокарточку с лицом замершего в дверях опера.

Наконец он, сняв цепочку, пропустил представителя власти в квартиру, и в тот же момент Петра Максимовича как обожгло: Карнаухов! Мент пришел по поводу убийства человека, которого он, Малахов, заказал! Получается, что заказал… Неужели Степана взяли и раскололи?!

Но вот его-то, Петра Максимовича, хрен возьмешь и расколешь! Для этого нужны железные факты. А откуда менты их возьмут? Показания Степана? Маловато будет!

– Чем обязан? – хмуро осведомился он. И нагловато добавил: – С чего такая честь?

Мент, озирая в это время квартиру своими чересчур пронырливыми буркалами, ответил не сразу, а потом, резко повернув голову в его сторону, огорошил вопросом:

– Вам известно, где сейчас находится ваша жена? Анна Васильевна Малахова?

Вот именно! А где его жена? Где его ненаглядная Анютка? Если б он знал! И в груди в который раз за последнее время болезненно защемило.

– Сам только утром домой пришел, – пожал он плечами.

– Значит, сегодня ночью вас дома не было?

– Ну.

– А вчера? Прошлую ночь вы где провели?

– Дома.

– С женой?

– Не. Она на этих была… на бдениях.

– На каких таких бдениях? – откровенно удивился опер.

– Где духов вызывают, – пояснил Петр Максимович как мог, но, видимо, недостаточно внятно для милицейского капитана. Впрочем, чего с него, бестолкового, взять – на то он и мент!

Опер немного помялся, похоже, пытаясь взять в толк, о чем идет речь, но потом отказался от этой затеи, уточнив: