— Вот как? — Джослин вызывающе скрестила руки на груди. — Но ведь это самое главное, о чем мы должны его спросить.

— Откуда нам знать, что ты не продашь одну из нас какому-нибудь высокопоставленному покупателю? — с пылающими глазами спросила Бекки. — Или не сделаешь еще что-нибудь похуже?

— Бекки! — одернула сестру Эмма.

Ричард был потрясен.

— Как вам в голову могут прийти подобные вещи? Я провел последние пять лет, делая все от меня зависящее, чтобы…

— Не обвиняй их, то есть нас, в том, что мы спрашиваем тебя об этом, — снова остановила его Эмма. — И не сердись за то, что думаем о подобных проблемах…

— Если сын пошел в отца… — пробормотала тетя Луэлла.

— Разве я не делал все, что мог, чтобы облегчить наше положение? Улучшить вашу жизнь? — Ричард сжал кулаки, больше разгневанный подспудным смыслом замечания тетушки, чем вопросами сестер, но где-то в глубине души ощущая горькую досаду от того, что она, возможно, в чем-то права. — Черт побери, да в чем, собственно, дело? Неужели именно это вас так беспокоит?

— Нет. — Эмма искоса бросила успокаивающий взгляд на сестер. — Мы знаем, что ты ничего подобного не сделаешь. И все же…

— Мы хотим знать только одну вещь — что является источником твоих доходов, Ричард, — глядя на брата пронизывающим взглядом, объявила Марианна.

Эмма глубоко вздохнула.

— Расскажи нам, откуда ты берешь деньги?

— Хотя это и не слишком значительные суммы, — вставила Джослин.

— И поступают нерегулярно, — добавила Бекки.

— Ты, кажется, продолжаешь выплачивать долги отца, — сказала Эмма.

— И притом содержишь нас, — продолжила Марианна. — Не слишком роскошно, но все же…

— Достаточно хорошо, — возразила Эмма. — И потому мы…

— Мы боимся, — подхватила Бекки.

— Боимся, что ты занимаешься чем-то незаконным, — пришла первой к финишу Марианна.

— Безнравственным, — сказала Эмма.

— Запрещенным, — вставила Бекки. — И мы вовсе не хотим, чтобы тебя бросили в тюрьму.

— Или повесили, — мрачно возвестила Джослин. — Что тогда будет с нами?

Несколько секунд Ричард только и мог, что смотреть на сестер в безмолвном изумлении. Он нашел себе занятие — пусть выморочное, не слишком серьезное, но в то же время вполне приятное, — только бы не трястись над каждым пенни, жил в квартире, которую по доброй воле не избрал бы для себя ни один порядочный джентльмен. Он работал по ночам, пока от испарений скипидара не начинало жечь глаза, создавая произведения, годные на продажу, не более, и не доставляющие творческой радости ему самому, появлялся, в обществе только как наблюдатель, почти не участвуя в светской жизни. Он бросил карточную игру и неумеренное пьянство, и самое главное — женщин.

Весь Лондон считает его совершенно другим — порядочным — человеком. Мало того, он удостоился попасть в первую строчку списка женихов Джиллиан, заслужив у всех бесспорное уважение и даже доверие. У всех, кроме собственных сестер…

Стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее, Ричард заговорил:

— А что бы вы сказали, дорогие сестрицы, если бы я и в самом деле оказался втянутым в нечто противозаконное или безнравственное?

Сестры переглянулись, а затем вновь дружно обратили на него свои взоры. Воинственное выражение на их лицах сменилось отчаянностью и чем-то еще. Бесстрашием?

— Естественно, мы постарались бы остановить тебя, — сказала Эмма.

— Предположим, — поднял брови Ричард. — Что бы вы тогда делали?

— Я могла бы пойти в услужение. — В голосе у Эммы прозвучала полная покорность судьбе. — Нашла бы место гувернантки.

— Я тоже, — твердо произнесла Марианна.

Джослин бросила на сестер умоляющий взгляд. Те кивнули в ответ, и она мрачно проговорила:

— А я, возможно, нашла бы себе мужа, который не потребовал бы приданого. — Она горько вздохнула. — Сын мясника хочет обзавестись семьей и, кажется, не прочь жениться на мне.

— Не прочь? — возмущенно фыркнула Бекки. — Даже я не стала бы его поощрять! — Она повернулась к Ричарду и сообщила: — У него бородавки!

— Он очень славный молодой человек, — возразила Эмма.

— Если тебе нравятся бородавки, — еле слышно пробурчала Джослин.

Ричард некоторое время смотрел на них испытующе.

— Ну а ты, Бекки? Что предприняла бы ты, чтобы избавить меня от петли палача?

— Я могла бы выйти замуж, хотя, наверное, я еще слишком молода для этого. — Ее глаза встретились с глазами Ричарда. — И мы могли бы продать лошадь. Правда, она уже старая и прихварывает, но сколько-нибудь за нее можно было бы выручить.

Гнев Ричарда улетучился. Кроме тети Луэллы, а ее едва ли можно принимать в расчет, это единственные родственники, какие у него остались. И все как одна готовы были пожертвовать собой, чтобы избавить его от опасности. Ричард был до глубины души тронут.

— Я потрясен, дорогие леди, и одобряю вашу готовность к самопожертвованию, однако в нем нет необходимости. Я не занимаюсь ничем преступным, противозаконным и безнравственным. Я стал в высшей степени респектабельным и поднял уровень своей репутации до таких высот, что это даже становится скучным.

Выражение их лиц не изменилось.

— Проклятие, что еще? — Он опять сердито сдвинул брови. — Я же вижу, вы по-прежнему чем-то недовольны. — Сестры снова обменялись взглядами. — Выкладывайте!

— Мы хотели бы знать… — Эмма запнулась — ей явно не хотелось задавать неприятный вопрос, и она боялась услышать ответ. — Не добываешь ли ты деньги игрой в карты.

— Явно случайными выигрышами, — проворчала Джослин.

— И тем не менее карточной игрой, — озабоченно добавила Марианна.

Последние остатки раздражения Ричарда тотчас исчезли. Он должен был предвидеть, что его молчание об источниках доходов неизбежно породит подозрения. Само собой, в первые годы после смерти отца девочки не обращали особого внимания на усилия брата удовлетворить кредиторов, да и он тогда чаще бывал в имении, однако с тех пор, как начал заниматься живописью, Ричард подолгу жил в Лондоне.

Он не вправе осуждать сестер за их страхи. Они выросли в семье, глава которой приезжал домой главным образом ради того, чтобы забрать для продажи очередной предмет фамильного достояния и получить таким образом деньги на игру. В редких случаях граф привозил какие-то крохи на самое необходимое, но несравнимо чаще его посещения Шелбрук-Мэнора ознаменовывались исчезновением ценностей, а не пополнением семейного бюджета.

— Кровь отца в жилах сына, — проворчала себе под нос тетя Луэлла.