– За такую женщину, – говорил Маман Генденг, – стоит побороться.

– Смотри, как бы тебе снова сердце не разбили, – предупреждал его друг.

Даже отец принцессы – последний правитель королевства, перед тем как захватил его султанат Демак[36], – состарился до срока, потеряв голову от красоты дочери. Лечь с ней в постель он, конечно, не мог, но любовь есть любовь. Вожделение и стыд боролись в нем, разъедая душу, и в итоге решил он, что только смерть избавит его от страданий. А королева, изнемогая от ревности, стала думать, что единственный выход – убить девочку. Не раз она, взяв тайком на кухне нож, кралась на цыпочках в спальню дочери, готовясь пронзить ее трепетное сердце. Но всякий раз, увидев свое дитя, проникалась любовью и оставляла все злые помыслы. Выронив нож, подходила к девочке, осыпала ее поцелуями. И возвращалась к себе, полная раскаяния, и изнывала молча.

Все дальше плыл Маман Генденг, и всюду слышал он от рыбаков рассказы о принцессе Ренганис. Днем плыл он в утлом челноке на запад, а в сумерках приставал к берегу в рыбацких селениях. Спрашивал, далеко ли до Халимунды, и ему отвечали: плыви дальше на запад и, обогнув мыс с юга, поверни на восток. Его предупреждали о коварстве Южных морей и рассказывали о принцессе, и одинокий путник все больше терял голову.

– Я женюсь на ней, – клялся он.

С каждым днем хорошела принцесса Ренганис и сама была не рада своей красоте – и заперлась у себя в покоях. С внешним миром связывала ее лишь узенькая дверная щель, сквозь которую горничные передавали ей еду и одежду. Она поклялась никогда не выставлять свою красоту напоказ и мечтала о муже, который полюбит ее за другие достоинства. И когда она шила свадебное платье и приданое, то никому не показывалась на глаза, но правды о красоте ее было не утаить, ее воспевали сказители, о ней говорили путешественники. Отец, снедаемый запретной любовью, и мать, ослепленная ревностью, решили поскорей сбыть дочку с рук. Разослали девяносто девять гонцов в самые дальние уголки королевства и даже в соседние страны и устроили состязание для принцев, воинов и всех прочих. В награду победителю обещали прекраснейшую из женщин на свете, принцессу Ренганис.

Съехались отовсюду красавцы-женихи, и началось состязание – нет, не турнир лучников, как тот, в котором Арджуна завоевал Друпади. Каждого всего лишь просили описать женщину своей мечты – ее рост, сложение, любимые блюда, прическу, цвета одежды, запах тела, – а затем, сев у дверей в спальню принцессы Ренганис, отвечать на ее вопросы. Король пообещал, что если кому-то из женихов нужна точно такая женщина, как Ренганис, а принцессе – точно такой, как он, то они станут мужем и женой. Прямо скажем, диковинный способ искать пару, – немудрено, что ни одного подходящего жениха не нашлось.

Завоевать такую женщину – дело и вправду непростое. В Зондском проливе напали на Мамана Генденга пираты, и он хоть немного отвел душу, пустив их ко дну. Но не одни пираты стояли у него на пути. В Южных морях преследовали его жестокие шторма, а возле лодки кружила пара акул. Пришлось ему причалить на краю болота, подстрелить оленя и подкармливать акул оленьим мясом – так он их приручил.

И все ради редкостного сокровища по имени Ренганис.

После бесполезного состязания королевство вновь погрузилось в отчаяние, вновь красота стала для всех пыткой. Наконец один недовольный принц, задумав силой покорить принцессу, собрал войско из трех сотен конников. И рад бы король, если бы принцессу кто-то похитил и женился на ней, но из благородства пошел он на варваров войной. Подоспел на помощь королю другой принц с тремя сотнями конников в надежде заполучить в награду принцессу, и началась великая война. Вступали в нее все новые храбрецы, и под конец года все уже забыли, кто на чьей стороне, помнили только, что бьются за здешнюю богиню красоты. Красота, словно проклятье, навлекала все новые бедствия: тысячи убитых и раненых, разорение, голод, болезни – и все из-за дьявольской красоты.

– Страшное было время, – рассказывал старый рыбак на постоялом дворе, где ночевал Маман Генденг. – Хуже, чем когда на нас вероломно напала империя Маджапахит[37], да и вообще мы не любители воевать.

– Я сам ветеран партизанской войны, – сказал Маман Генденг.

– Ну, это еще цветочки в сравнении с войной за принцессу Ренганис.

Сама принцесса тоже, конечно, все понимала. Придворные дамы в замочную скважину нашептывали ей новости, и она все знала, как знал слепой Дрестарата[38] о том, что сыны его пали на поле Куру[39]. Жестоко страдала юная красавица, лишилась покоя и сна, понимая, что это она источник всех бед. Но ни слезами, ни даже смертью не искупить вину; и вдруг, вспомнив о своем свадебном платье, придумала она способ положить конец несчастьям – поскорей выйти замуж.

Уже не один год провела она взаперти, при свете тусклой масляной лампы, наедине со свадебным платьем. Шила она его сама, и вышло у нее платье, прекрасней которого нет на земле, и равняться с ней не могла ни одна портниха. Однажды утром платье наконец было готово. Не знала принцесса, кто станет ей мужем, и решила просто открыть окно, и кого первым увидит, за того и выйдет замуж.

Готовясь выполнить обещание, сто ночей подряд купалась она в ароматной цветочной воде. И в одно незабываемое утро надела свадебное платье. Слов на ветер она не бросала – клятву свою она сдержит. Впервые за долгие годы откроет окно и выйдет замуж за первого встречного. Если на глаза попадутся сразу несколько, мужем ей станет тот, кто ближе всех стоит. Чужого мужа или возлюбленного она уводить не станет, не желая никому причинить боли.

В свадебном наряде была она еще прекрасней, чем всегда. Красота ее освещала полутемные покои, а придворные дамы завороженно следили за ней в дверную щелку, гадая, что же она задумала. Легкими шагами подошла к окну принцесса Ренганис и, постояв немного, испустила тревожный вздох. Она дала клятву и волю свою исполнит. Дрожащими руками коснулась ставен и заплакала вдруг, то ли от глубокой печали, то ли от радости. Легким движением отодвинула она засов. И молвила: “Есть тут кто-нибудь? Стань моим мужем”.

– Жаль, меня там не было, – сказал Маман Генденг уже другому рыбаку на другое утро. – Скажи, далеко ли до Халимунды?

– Рукой подать.

От многих он уже слышал: “Рукой подать” – слабое утешение, ведь Халимунды все нет и нет. Он продолжал путь, спрашивал в каждом рыбачьем поселке и в каждом порту: “Это Халимунда?” – “Нет, еще не Халимунда, плывите дальше на восток”, – отвечали ему. Все твердили одно и то же, и совсем пал он духом. Неужто все против него сговорились и нет на свете никакой Халимунды? Если кто-то еще пошлет его на восток – получит затрещину, будет знать, как с ним шутки шутить!