— Что-то ты неважно выглядишь, — с деланным сочувствием заявила она мне после первых приветственных фраз.

Ах да, забыла, еще и бестактным. Я, конечно, могла бы объяснить, что у меня разламывается голова, но вместо этого стиснула зубы.

— Устала, как собака, — ответила я. — Бегаю по всей Москве — ищу подарок на свадьбу.

И, боясь, что Первая Жена сама не задаст вопроса, я добавила:

— Макс женится на Вике.

Меня озадачила ее реакция: брови Первой Жены не взмыли в удивлении, в лице не дрогнула ни единая жилка, не возник вопрос о том, куда из Викиной жизни делся Гриша.

— Этого не может быть, — невозмутимо сказала она.

Я постаралась сделать свою интонацию как можно более невинной:

— Я понимаю, тебе неприятно это слышать…

— Мне все равно! — коротко рассмеялась Первая Жена. — Но этого просто не может случиться.

— Почему? — Я чувствовала, как мной овладевает если не страх, то беспокойство.

— Вот увидишь.

Я пожала плечами, но беспокойство металось в душе.

Приличия ради мы немного продолжили разговор, сидя в машине перед входом в метро, но тема Макса и Вики больше не всплывала. Попрощавшись и выйдя из машины, я с удивлением отметила, что головная боль отпустила, а вот тревога овладела мной до холода в душе. Зачем эта женщина вновь оказалась на моем и Максовом пути? Ее место было в далеком прошлом, так какого же черта!.. Я тряхнула головой и начала шарить в кошельке карточку для прохода через турникет. Я не была суеверна, но руки немилосердно тряслись.

Я не готова с точностью сказать, в какой момент и от кого Макс узнал о Викином разводе, но он оказался в курсе довольно скоро. И… ничего не произошло. Точнее, произошло, но совсем не то, что ожидалось: Макс всем своим видом и поведением стал сообщать нам о том, что его отношения с Викой лежат исключительно в плоскости дружбы. Он перестал проявлять к ней демонстративный интерес на репетициях, зато в кулуарах озабоченно интересовался, не требуется ли Вике какая-нибудь материальная помощь. Помощи не требовалось, и разговоры в кулуарах не возобновлялись. Вика теперь приходила на репетиции, потеряв всякую ориентацию в происходящем, потому что Макс начисто исключил в отношении нее какую бы то ни было игривость, а перешел на сочувственную деликатность. На день рождения Вики — первый грустный день рождения — он впервые никак не участвовал в выборе подарка, ограничившись денежным взносом, и переступил порог с самым примитивным букетом, который только можно было себе представить: пять коммунистически красных гвоздик. Вспоминая те фантастические охапки, которые он приволакивал в прошлые годы, я готовилась к наихудшему повороту событий.

Тревожные ласточки все прилетали и прилетали. Во время очередной нашей тусовки у Макса на квартире кто-то из девушек осмелел и вслух заметил, что дом не выстоит без хозяйки. Макс поспешно согласился и добавил, что его мама, не вынеся запустения в сыновней берлоге, уже наняла плиточника для ванной комнаты, а в ближайшие выходные тащит сына выбирать абажуры для свисающих отовсюду «лампочек Ильича». Не говоря уже о том, что унитаз давно починен. Мы переглянулись и опустили глаза.

Какое-то время спустя Вика, не выдержав наступающего у нее на глазах затмения, решила взять активную роль на себя. И театр зашатался от перемен. После рождения ребенка Вика уже несколько лет не меняла стрижку, носила стандартное полудлинное каре, но когда она в очередной раз появилась в театре, мы увидели девушку с элегантной завивкой, в темных волосах были мастерски высветлены золотистые прядки. Даже не прядки, а нити, магически светившиеся в темной чаще волос. Комплименты сыпались на Вику как золотой дождь. А Макс обсуждал с нашим режиссером количество голов, забитых вчера «Манчестер Юнайтед».

На следующей репетиции Вика появилась с цветной татуировкой на бедре в виде орхидеи. Труппа зашлась от восторга, но Макс в это время, не отвлекаясь, отрабатывал поединок на мечах. Очередным шагом в Максову сторону стали трусики-стринги, завлекательно проступавшие из-под очень низких джинсов (прежде Вика всегда проявляла в одежде умеренный консерватизм). В момент ее появления в зале Макс приветственно кивнул и продолжил разговор по мобильному.

Мне все это напоминало анекдот про ковбоя, каждый день проезжавшего под окном своей возлюбленной на лошади, выкрашенной в новый цвет. А возлюбленная равнодушно махала рукой, не замечая, что скакун сегодня зеленый, а завтра фиолетовый.

После провала Викиной акции со стрингами я не выдержала и спросила Макса:

— Ты в последнее время не общался с Ритой?

— Нет, — искренне удивился он, — а что?

— И не перезванивался?

— Мы не виделись со дня развода. И не разговаривали.

Но судя по его напряженному лицу, он так и продолжал покорно сидеть в машине, которую вела его Первая Жена, а мечты, как недосягаемый пейзаж, проносились за окном.

Примерно через полгода Вика наконец осознала, что строить свое будущее ей придется на другом фундаменте. Она перестала регулярно появляться на репетициях, зато, по словам ее ближайших подруг, не пропускала корпоративные вечеринки. Через какое-то время мы заметили, что с репетиций ее забирает незнакомая нам машина, а следующим шагом было знакомство с хозяином этого серого «форда». Денис оказался вполне приятным парнем, чем-то смахивавшим на Гришу, но гораздо более адекватным. А если учесть, что поводы для ревности были исчерпаны Викиным первым мужем, то отношения между членами труппы воцарились просто идиллические. Кроме того, Денис, как выяснилось, был непревзойденным мастером готовить шашлыки, и наши дачные вылазки приобрели по-настоящему гурманский оттенок. Довольно скоро Вика обмолвилась о том, что мужчине необходимо иметь от женщины с ребенком еще и собственного ребенка, и мы вдруг заметили, что на ней скрадывающий формы просторный балахон. После вторых родов светлая мечта Максима Кирьянова закономерно исчезла из его и нашей жизни. Навсегда.

Возвращаясь домой с репетиций и минуя тот перекресток, где я была вынуждена сесть в машину Первой Жены, я каждый раз недоумевала: почему она очутилась именно здесь именно в тот момент, когда Максова судьба могла сложиться иначе? Неужели прошлое всегда так цепко держится за то, что привыкло считать своим? Или это наши души, боясь оторваться от земли, садятся в уже известные виды транспорта и едут в давно известном направлении? И куда в таком случае двигаюсь я сама, если моя любовь не приближается ни на йоту? Работа, репетиции, дом, Агустин… Мне казалось, что я стремлюсь к любви сквозь время и расстояние, но если посмотреть со стороны, то Агустин — всего лишь точка на небольшой окружности, которую я аккуратно для себя прочертила. Если одышка мешает гнаться за мечтой, то спираль, по которой ты мчался наверх, мгновенно становится кругом. А уж внутри его… крутись как заблагорассудится!

— Когда я думаю о том, что мне придется возвращаться, я готов бросить все и остаться с тобой, — уверял Агустин. Когда-то я реагировала на такие слова, но сейчас промолчала.