– Он не хотел оставлять никаких следов, но заактировать нам это, пожалуй, придется.

Пока Паула заправляла в машинку лист с типографски выполненным заголовком «Вещи, обнаруженные на территории железной дороги», Генри исчез между стеллажей, сделав вид, что хочет пойти в туалет. На самом деле он свернул в боковой проход и дошел до тайника Бусмана. Сунув руку под стопку сложенных дорожных пледов, он тут же нащупал бутылку и вытащил ее. Он сделал два глотка: короткий быстрый, как бы для разгона, а затем длинный. Вернувшись к Пауле, Генри произнес:

– Этот тип явно хотел от чего-то избавиться, и не только от старых шмоток, но еще и от самого себя, каким он был в последнее время, или от того, за кого его принимали. Думаю, ему было неуютно в собственной шкуре, и потому он распрощался с собой, со своим внешним обликом.

– Может быть, – кивнула Паула, – только вряд ли это поможет ему надолго, просто смешно думать, что новые шмотки облегчат начало новой жизни, ничего нельзя начать заново, я имею в виду в прямом смысле: что-то прилипает к человеку от прежнего, что нельзя с себя стряхнуть.

Генри с удивлением взглянул на нее и произнес:

– В самом деле? Я в этом вовсе не уверен. Бывает, с человеком что-то происходит, и, сам того не ведая, он уже начинает новую жизнь. Но я вас задерживаю своими разговорами.

– Да, это так, – сказала Паула, осмотрела чемодан и пометила содержимое как «поношенные вещи, не имеющие особой ценности». Она быстро сунула листок в свой талмуд, посмотрела на часы, убедилась, что рабочий день уже окончен, и прикрыла чехлом пишущую машинку. – К сожалению, мне нужно идти.

– Свидание?

– Как сказать. Надеюсь, фильм еще не начался.

– Интересный?

– Не знаю, но мой муж хочет, чтобы я его посмотрела. Марко дублировал актера, играющего главную роль.

– Американский фильм?

– Ирландский, – ответила Паула, – называется «Хранитель птиц», я не знаю, о чем он.

– Возьмете меня с собой?

Паула помедлила секунду, потом произнесла, уже на ходу:

– Фильм идет здесь, в вокзальном кинотеатре.

Генри купил в киоске пакетик арахиса и орешки в шоколаде; перед тем, как спуститься вниз по лестнице в маленький кинотеатр, они еще молча разглядывали фотографии на стенах с наиболее яркими и характерными кадрами из фильма: устье реки, где стоит на якоре одинокая яхта с убранными парусами, гостиница на фоне безлюдного зеленого ландшафта, смеющийся мужчина у торфяных болот, а над ним туча морских птиц, прелестная маленькая девочка с мудрым по-старчески лицом, заглядывающая через мутное стекло внутрь дома, настоящий великан в элегантном костюме яхтсмена, которому объясняют устройство двустволки, и запечатленная на многих фото надменная женщина – взирающая на море, терпящая мужские объятия, загорающая на палубе яхты.

– Я заинтригован, – сказал Генри.

В зале было почти пусто. Они сели на крайние места в последнем ряду, Генри тут же предложил спутнице орешки в шоколаде и уставился на экран, мужчина на яхте как раз бросал якорь – фильм уже начался. На воду была спущена надувная лодка, на зов одетого во все белое мужчины на палубу вышли дама и маленькая девочка, они вглядывались в безлюдную местность и в шутку затыкали уши, не в силах вынести ужасный птичий гомон.

В лодке женщина спросила:

– Ты считаешь, мы правильно сделали, что приехали сюда?

Мужчина ответил:

– Гарольд будет очень рад, он тут неделями торчит в полном одиночестве, соскучился по гостям, к тому же Карин будет интересно здесь, правда, Карин?

Девочка наблюдала за двумя птицами, пытавшимися в стремительном падении отбить друг у друга добычу, и сказала:

– Мне не нравятся эти птицы.

– Но тебе наверняка понравятся их птенцы, – заметил мужчина.

– Это голос Марко, – пояснила Паула, – он озвучивал мужчину-яхтсмена.

Хозяин гостиницы уже заметил их на реке, вот он подбросил два брикета торфа в печь и направился к двери встречать незнакомцев. Согласившись с ними, что погода вполне сносная, он высказал, однако, опасение, что она может вскоре перемениться: чересчур много крупных морских птиц искало прибежища на суше.

– Они всегда предчувствуют непогоду, – заметил Генри и наклонился к Пауле, но та, кажется, не слушала его.

Комнаты, отведенные хозяином гостям, – угловая с видом на море для родителей и небольшая комнатка «для нашей маленькой фройляйн» – не слишком понравились приехавшим, но они не стали возражать и принялись распаковывать вещи. Пока женщина стояла перед открытым шкафом, мужчина обследовал в бинокль местность и обнаружил наконец крытую камышом хижину и висевшие радом с ней две верши для ловли рыбы.

– Ты нашел его, Патрик? – поинтересовалась женщина.

– Пока только его хижину, – отозвался мужчина, – выглядит весьма идиллически. Гарольд, скорее всего, бродит где-нибудь в камышах.

Маленькая девочка сидела в задумчивости в своей комнатке на кровати, не проявляя никакого интереса к окружающей местности; даже когда вдалеке раздался выстрел, она не двинулась с места.

Вошел Патрик, сел рядом и притянул ее к себе. Пытаясь подбодрить девочку, он произнес:

– Подожди, тебе обязательно здесь понравится, Гарольд – ты можешь называть его дядя Гарольд – очень милый человек, у него, конечно, есть и прирученные птицы, и больные, которых он выхаживает.

Девочка пытливо посмотрела на него и неожиданно сказала:

– На яхте ты мне рассказывал, что раньше он был женат на маме.

– Да, – подтвердил Патрик, – но это было очень давно, задолго до твоего рождения. Мы остались друзьями, вернее, снова стали ими – Гарольд и я.

В коридоре, заполненном чучелами тупиков, буревестников и других птиц, женщина попросила у хозяина вторую подушку; когда снова раздался выстрел, она вздрогнула, а хозяин пояснил, что идет отстрел лис:

– Они приходят зимой по льду и разоряют птичьи гнезда. Птичий страж наводит порядок.

Генри взял ладонь Паулы, раскрыл ее, насыпал туда немного арахиса и шепнул:

– Похоже, все плохо кончится. Как вы думаете?

– Как она расфуфырена, – прошептала Паула, – нашла где модничать.

Из густых зарослей камыша появился Гарольд, одетый в водолазку и высокие резиновые сапоги; лицо его было залито потом. Заметив гостей, как раз выходивших из гостиницы и направлявшихся к узкой тропинке, которая вела к его дому, он быстро исчез в своей хижине. Ополоснув лицо, он скинул сапоги, взбил подушку на своей лежанке и открыл окна, затем вытряхнул окурки из пепельницы.

Девочка внимательно наблюдала, как поздоровались взрослые, как не слишком крепко пожали мужчины друг другу руки, как Гарольд откровенно разглядывал ее мать, прежде чем поцеловать в щеку и поприветствовать в царстве пернатых. Шкура убитой лисицы, лежавшая на деревянной лавке, вызвала у девочки явный интерес, однако она не решалась потрогать ее.