я понял, что сестра у Никиты та еще чебурашка – мама так про нелюбимых пациентов и главврача говорит при Леське.

Из барахла ее больше половины Кристине пришлось отдать. Пледы (три!), подушки, сушилка, утюг, мультиварка, посуда – это еще пригодилось. Но ваза? фен? кофемолка? глиняный чайник? набор ножей для сыров? коврик для йоги? свечки-вонючки? Явно сгребла всё ненужное – и притащила братцу донашивать. А коврик, кстати, в итоге выбросить пришлось: не пережил Нового года с Кристиной.

Вообще она симпатичная, на Никиту похожа. Белых кровей, голубых костей, как папа говорит. Тонкие-звонкие статуэтки, только из сестры статуэтка подороже да на полке повыше. Ну и размер у нее приличный, четвертый, наверное, точно больше Кристининых, я сразу заметил. У нас училась, на юрфаке. Поступала, чтобы вроде людей защищать как в кино, но на адвокатство пороху не хватило, так что занимается интеллектуальной собственностью, сидит в юротделе какого-то крутого издательства. Пошутила еще, что юрфак – для мажоров, и это местный Слизерин, а философский-то – Гриффиндор, и декан у нас дядька-легенда, так что Никите здорово повезло.

Я тоже когда-то считал билет в Хогвартс везением.

Жил я, допустим, не под лестницей – за шкафом. Двушка на 42 квадрата: в спальне родители, в гостиной я и Леська, а потом еще и дед. У него дом в деревне погорел, успел только курицу одну вытащить, Чернушку, – вот и перевезли его с клеткой к нам. А он так к этой курице прикипел, что зарезать не мог, и расставаться не хотел, – а куда ее в городе-то, пусть даже нашем, на семьдесят тысяч? На балконе жила – так потом в местной газете написали, что уважаемый врач Н.Е., она же моя мама, незаконно разводит в жилом доме скотину. В итоге отправили курицу родственникам в деревню, и дед ее проведывать ездил, а когда нам задохшуюся икру с Дальнего Востока привезли, он ее Чернушке потащил. Там вся деревня сбежалась смотреть, как куриц красной икрой кормят.

Отстраивать деду дом заново не стали: решили, что и ему пригляд уже нужен, и Леське. Шкафом перегородили комнату, чтоб мы друг другу не мешали, так дед новости смотреть хочет, Леська – мультики, а я им еду подогрей, таблетки принеси, с Леськой поделку в сад сделай, дедовы истории послушай, а между делом еще и к урокам подготовься… Леське свой планшет уже отдал, сам на кухне учился, но и там меня доставали.

Я же специально в секцию пошел, чтобы дома меньше торчать. Выбрал самое ненапряжное – шахматы, да и втянулся как-то. Между уроками и секцией сидел в библиотеке, готовил свою домашку и Косте, нашему мажорику, за деньги чертежи рисовал. Приходил уже вместе с родителями к вечеру. Хорошо еще, дед Леську в сад водил и из сада забирал, а то до этого тоже на мне всё было. Мама повторяла: всё равно по пути, сначала в сад, потом в школу, зря, что ли, квартиру здесь покупали, ну и что, что тесно, Алёшенька, зато всё рядом. Даже если мне во вторую смену, приходилось вставать по утрам, тянуть сонную Леську в сад, со шнурками ее возиться, по пути счет перепроверять, стишки слушать. Так пока весь зоопарк от бычков до заек прослушаешь, потом сам на уроке не вспомнишь, чего там у Есенина за березы шумели-то.

Так что стоило Академии объявить конкурс в свой экспериментальный интернат с девятого класса, как я сразу сказал маме, что хочу подаваться. Спрашивал не разрешения – мама уже привыкла, что решал я всё сам, – спрашивал совета. Она перечитала объявление и нахмурилась.

– В Москве? Отдельно, вот прям сам? Не страшно?

Мама спрашивала так, будто бы я уже прошел все этапы, все собеседования, и осталось только выбрать, ехать или нет. Всегда верила в меня – даже больше меня самого.

– Страшно не попробовать.

Заочный тур дался легко: три теста, два эссе. Выбрал тему о дружбе, приводил в пример Ахилла и Патрокла, зная, как Академия загоняется по грекам. Плел всякое, что дружба – та же любовь: принятие, понимание, поддержка, доверие, близость; что это всё суть одно и разделять стоит не дружбу и любовь, а любовь, которую называют платонической, и любовь, которую называют романтической или половой (уже гендерной? вот тут я поплыл). Писал, что друзья, как и мужья-жёны, – это семья по выбору. За эссе поставили высший балл и пропустили в следующий этап.

На очный тур отправился с мамой. Папа тоже загорелся: а давайте все вместе на машине, заодно и по Москве погуляем! Я уперся: Леську укачает, деда растрясет, давление подскочит, а мне еще готовиться надо. Мама меня поддержала, даже в поезде не трогала.

Второй тур написал полностью, четко по времени. Заранее себя проверял: ставил будильники на полтора часа, чтобы понять, как много успею сделать. Мало просто знать материал – важно еще и вписываться в график, а это уже дело привычки. Шахматы помогли: ход – часы – ход – часы. Так и здесь: таймер на задание – стоп – таймер на второе задание – стоп.

Поступил. Уезжать оказалось не страшно – жалко. Леська в школу собиралась и ныла, что я пропущу первое сентября и на плече ее, может, таскать будет какой-то вонючий парень, да и дед загрустил, чувствовалось. А он такой – третий сын, недолюбленный, недоласканный, так что ныть не приучен. Мне так и сказал на вокзале:

– Скучать буду, – в сторону, и засмеялся, будто бы он это не всерьез.

А я обнял его – всерьез. Дохнуло ментоловым лосьоном: специально побрился и рубашку свежеподаренную выгладил, чтобы меня проводить как полагается.

Леська в последний момент вдруг вспомнила, что в машине остался ее рисунок, и, как обычно, подняла вой, мама велела не капризничать, а папа сразу помчался забирать, и в итоге поезд уже отправлялся, а рисунок мне впихнули в окно плацкарта, и Леська закричала, чтоб я обязательно повесил его себе на стену и фотку прислал. Потом селфи со стеной сделал, маме отправил, а Леська передала, что я бестолковый совсем и как только меня в Гимназию взяли, раз у меня вверх ногами картина висит. Я ей передал, что она та еще абстракционистка, – ответила, что сам я абсценистка.

В комнату заселился первым. Знал уже из чата, что мой сосед – москвич, так что заезжать он собирался ровно к началу учебы. У меня было целых два дня свободы – с рождения Леськи чуть ли не первый раз, когда я оказался