Диадоха, то он жил и трудился уже после ухода халдейских жрецов со сцены истории. Но, похоже, это был всего лишь внешний уход, и их коллегии продолжали существовать в виде школ и философских сообществ, теперь уже христианизированных. Мы вправе предположить, что Прокл мог изучать «Халдейские оракулы» в одном из герметических братств, существовавших тогда в Восточно-Римской империи. Как знать, может, приверженность Прокла к «Халдейким оракулам» стоит в большей мере относить к их практическому обрядово-ритуальному применению, благодаря которому он обретал исключительные сведения для своих выдающихся произведений. Так что, «Халдейские оракулы» в качестве Библии платонической ортодоксии скрывают в себе еще много тайн, к которым пока невозможно даже подступиться. И почему Прокл имел обыкновение говорить, что он избавился бы от всех своих трудов, оставив только «Халдейские оракулы» (разумеется, им истолкованные) и «Комментарий на Тимей». Следует ли из этого то, что данный комментарий наиболее близок духу «Халдейских оракулов»? Безусловно. От себя добавим: очевидно, в «Халдейских оракулах» существовало нечто, без чего сложно или даже невозможно понимать неоплатонизм. Кстати, текст отдельного комментария Прокла на «Халдейские оракулы» был известен монаху Михаилу Пселлу и позднее в XIV-м столетии Никифору Григоре. Но в ходе последующего турецкого погрома Византийской империи следы этого комментария Прокла Диадоха теряются.

И все же в середине прошлого столетия двум европейским ученым удалось выделить из сложного текста Прокла «Комментария на Парменида», утраченного на греческом языке, но сохранившегося только в средневековом латинском переводе Вильгельма де Мёрбеке, и отредактировать фрагменты оракулов с авторскими комментариями. Их текст впервые вышел в Великобритании в 1953 году, опубликованный Клибанским и Лабовским (R. Klibansky et C, Labowsky, Parmenides nec non Procli Commentarium in Parmenidem… (Plato Latinus, vol. Ill), London 1953) и, по мнению монаха Ордена проповедников Анри-Доминика Саффрея, так и не был прояснен. Ниже мы приводим эти фрагменты с параллельным русским переводом с латинского языка.

1-й параграф: In Parm. VII, p. 58.18–24, Платон.

«Propter quod et illud cognoscibile dicens a principio Socrates (Rep. VII 517 B9-C1), qualiter est cognoscibile vix (μόγις, 517 C1) elocutus, dixit quod acclinanti sui ipsius claritatem ad illud (540 A7). Quam aliam dicens claritatem quam le unum anime? Quoniam enim soli le Bonum proportionale dixit (508B12-C2), quod ex bono animabus impositum sperma vocavit ipsam. Et etiam et quia ante vocari claritatem que ab abnegationibus est via ad ipsum, plane et ille determinavit, dicens: ut in pugna (534C1), oportere omnia ab ipso auferre et ab omnibus illud separare».

«Вот почему Сократ для начала говорит, что Благо познаваемо, мучительно называя то, как оно познаваемо, и добавляет: для того, кто обращает к нему свою собственную ясность. О какой еще ясности он говорит, если не о душе? И поскольку он сказал, что Благо соответствует солнцу, постольку эту ясность он назвал семенем, вложенным в души Благом. Кроме того, прежде чем называть ясность стезей, ведущей через отрицание к Единому, говоря: как будто в сражении; он сам ясно определял, что необходимо удалить у него все и отделить его от всего».

2-й параграф: In Parm. VII, p. 58.25–30, Халдейские оракулы.

«Merito igitur neque nomen ipsi possibile adducere tamquam adaptari potens, hoc itaque quod ultra omnia et soli le unum potens efferibile fieri desiderantibus eloqui quod ineloquibile (см. Софист 238 B 8–10), non Plato solummodo sed et dii appellaverunt sic. Ipsi enim sunt responsa dantes sic: Omnia enim ex uno entia et e conversa ad unum vadentia, secta sunt sicut intellectualiter in corpora multa, et nobis consulentes seponere quidem anime multitudinem intelligentiam autem nostram sursumducere et circumducere in unum: Neque in tuo intellectu detinere multivarium aliud, dicentes, sed animae noema in unum ampliare».

«В действительности, невозможно присвоить Единому подобное имя, которое бы ему в точности подошло; вот почему оно — пребывающее за пределами всего, и может быть изреченным лишь при помощи слова „Единое“ теми, кто желает выразить невыразимое, и не только Платон, но и боги называли его так. Ведь именно они дают следующие оракулы: поскольку все вещи, идущие от Единого и, наоборот, к нему возвращающиеся, рассечены, так сказать, особым интеллектуальным способом во многих телах; постольку, повелевая нам устранить множественность души, возвысив наше интеллектуальное свойство к Единому, чтобы приблизить его к нему, они говорят: „Не держись за свой слишком различающий разум, но наполняй свой душевный интеллект вплоть до Единого“».

3-й параграф: In Parm. VII, p. 58.30–60.9, Теурги. «Dii quidem igitur que sui ipsorum scientes et † ut † sui ipsorum uno ad illud unum sursum tendunt; et theologice autem eedem eorum qui ut vere theologorum famé hanc nobis de Primo tradiderunt intentionem, illud quidem sui ipsorum voce vocantes Ad, quod signifcat unum secundum ipsos, ut qui illorum linguam sciunt interpretantur, intellectum autem conditivum mundi duplantes hoc appelantes et hune dicentes esse valde hymnizabilem Adadon, neque hune mox post unum esse dicentes, sed proportionaliter uni ponentes. Quod enim est ille ad intelligibilia, hoc est iste ad visibilia; propter quod et hic quidem ipsis solum Ad vocatur, hic autem Adados, duplans le unum».

«Таким образом, боги, ведающие, что должны делать, устремляются от Дольнего Мира к Единому благодаря единому, пребывающему в них самих; что касается самих по себе теологических откровений истинных богословов, то они нам передали то же самое учение о Первом, поскольку они называют его по-своему Ад, что означает для них „одного“, как переводят те, кто знает их язык, и поскольку они называют творческий интеллект мироздания, то удваивают это слово, говоря, что им является преосвященный Ададос, и они не говорят, что он идет сразу после Единого, но ставят его как бы соответствующим Единому. То есть первый из них это то, что пребывает в соотношении с умопостигаемыми вещами, а второй — в соотношении с видимыми: вот почему первый называется Ад, а второй Ададос благодаря удвоению слова „один“».

4-й параграф: In Parm. VII, p. 60.9–14, Орфей.

«Orpheus et quis qui primus nominatur deus enuntiavit, dicens quod Fanetem primum sic nominabant dii secundum longum Olympum (Orph. fr. 85); que autem ante Fanetem ipse nominavit symbolice ab ultimis temporibus et Etherem et Chaos, si velis ϰαὶ Ὠιόν, nusquam dicens deos sic nominare. Neque enim erant illorum nomina hec, sed iacentia in aliis ipse ad ilia transduxit».

«Орфей тоже раскрыл бога, названного первым, говоря, что боги дали Фанету имя Первого на великом Олимпе; что