— Безбожник, еретик, антихрист, зачем купил дурацкий календарь? Святых не признаешь?!

И стала темная женщина календарем лупить мужа по „чему попало“. Клочки оставшегося календаря пошли в печь…

Товарищи работницы!

Очнитесь от дурмана далекого прошлого! Сбросьте с себя пелену, закрывавшую глаза, и вырвите из своего сердца воспоминания о всякого рода мнимых святых…

Идите в клубы! Записывайтесь в кружки! Поповская пелена спадет с ваших глаз — отвалится, как болячка от здорового тела»[178].

Ее коллега, писавшая под псевдонимом «Безбожница», критикует работниц, все еще вешающих иконы в своих комнатах:

«— Почему у вас в каждом этаже горят лампады перед иконами?

— Что делать: некоторые работницы-богомолки собирают на масло, — отвечает секретарь фабкома.

Товарищи работницы! Неужели вы не слыхали, что трудящиеся приспосабливают церкви под клубы, а вы в Питере — колыбели революции — устраиваете из наших дорогих фабрик — церкви!»[179].

Широкое распространение получила популяризация так называемых «октябрин» взамен традиционных крестин, когда новорожденным давали не христианские, а революционные имена: «Недавно у нас в трампарке были первые революционные „октябрины“ новорожденного сына беспартийной работницы Евгении Сашниной. Мальчика назвали РЭМ’ом (революция, электрофикация, мир). „Октябрины“ прошли очень хорошо и торжественно. Работницы парка! Следуйте примеру тов. Сашниной» [180].

Для борьбы с религиозностью работниц использовался и популярный в советской пропаганде прием — высмеивание религиозных традиций. Так, пост трактовался как пережиток прошлого, имеющий под собой хозяйственную экономическую основу, — ранняя весна, запасы подходят к концу, поэтому надо воздерживаться в еде. При этом православный пост сравнивался с обычаями «дикарей Новой Гвинеи или Полинезийских островов»[181]. К этому добавлялось осуждение алчных попов, использующих «языческие предрассудки» и поддерживающих социальное неравноправие: «Запугивая всех непослушных своей воле божьим гневом и адскими муками, попы сумели крепко вбить в головы верующих необходимость строгого соблюдения поста. Для богатого человека, попа или монаха, пост не в тягость. Нет мяса, так зато есть всевозможная рыба и икра, и всякие овощи и фрукты. Другое дело — бедняк, который весь пост сидит на редьке с квасом да капусте. Такой человек после поста так слабеет, что от ветра качается! А в деревнях пост соблюдают строго. До такой степени строго, что даже грудным детям, даже тяжело больным не дают молока или яиц и кормят постным. „Пусть лучше помрет, чем оскоромится“, — говорит верующая мать, и, действительно, многие ребята или слабые больные люди поста не переживают»[182].

Особенно критиковали работниц-членов партии: «Товарищ Богданова — выдвиженка на паровой молот машинистом в прессовой кузнице. Религиозные убеждения Богдановой так сильны, что мимо церкви пройти не может, а потом хвастает: „Помолилась господу богу и на душе стало полегче!“.

Совестно, тов. Богданова, ведь ты член партии!» [183].

Доставалось и рабочим-мужчинам. Особенно, если они тратили деньги на церковные праздники вместо взносов, помощи английским шахтерам и т. п. Вот случай времен начала Первой пятилетки на Балтийском судостроительном и механическом заводе:

«Рабочий клепально-чеканного цеха Рыженков, П.Е., член партии с 1925 г., записался на 2-й заем индустриализации на 125 рублей. Его жена, которая стояла в очереди, услыхала, что заем в продажу приниматься не будет. Тов. Рыженков, услыша эту новость, заносился точно бешеный. Что делать? Где взять денег полностью купить заем? Наконец денег занял и сразу же выкупил заем.

Продав заем, сразу же отдал приятелю в долг 50 рублей, купил 7 бутылок водки на крестины, а 21 апреля сам сходил в церковь к попу, узнать, когда принести крестить ребенка.

— Можно сегодня, — сказал поп.

После крестин был пьяный кутеж»[184].

К религии могли испытывать симпатии и молодые рабочие:

«И какие чудеса творятся в центрально-инструментальной, прямо уму непостижимо! Возьмем, к примеру, Сергеева, хоть он молод, но из ранних, учится где-то на рабфаке, проходит политграмоту, но голова у него набита церковными псалмами и другими „божественными“ песнопениями.

Недаром учился восхвалять и величать пресвятых богородиц на церковных клиросах и при зевках открещивать свой святой рот от всех нечестивых слов коммунистов.

Вот, действительно, от такого горе-студента будет польза рабочему классу!

Мой совет, тов. Сергеев, лучше бы ты учился в духовной семинарии или в поповской академии.

От такого студента можно открещиваться руками и ногами и при этом приговаривать „возьми, боже“ этого студента, он нам не гоже» [185].

На заводе имени Марти однажды «отличилась» пожарная команда:

«По обряду „православных“ каждое открытие какого-либо учреждения должно сопровождаться молебствием с водосвятием и торжественной выпивкой. Пожарная команда нашего завода выполнила эти „православные традиции в день открытия своего Кр уголка. Некоторые до того нализались, что глаза на пятки вылезли.