Убедившись, что всем троим не до погони, соглядатай вновь надел ранец и помчался по следу. Он расскажет об этом господину, и тот непременно его похвалит!

Людей он настиг под мостом Бесхвостой Собаки. Облезлое кирпичное чудище горбилось над речкой, нависая над укромной отмелью с пятном кострища – обычно там укрывались от дождя городские босяки.

Когда примчался Шнырь, Крысиный Вор советовал нарядному кавалеру вывернуть баэгу наизнанку и вывалять в грязи, а длинные волосы заплести в косицу на сиянский манер. Его собеседник на это возражал, что-де правами своими не поступится.

– Ты соображал, что на тебя могут напасть, когда вышел из дома в таком виде? – с неприязнью спросил Крысиный Вор.

Сам он выглядел нищебродом из сурийских кварталов, рыжая шевелюра спрятана под замызганным тюрбаном, лицо ниже глаз закрыто серо-бурой тряпкой, как в обычае у молодых южан. Шаклемонговцы уже не раз подкатывали к нему на улице – мол, предъяви рожу, а он им свинчаткой по зубам предъявлял.

– Я храню верность лишь одному человеку – самому себе, – ответил подражатель князя Ляранского с горделивой прохладцей.

– Ну и дурак. Если хочешь быть похожим на Тейзурга, прими к сведению, что он сейчас маскируется и не лезет на рожон.

Это была истинная правда, наблюдавший из кустов соглядатай мог бы это засвидетельствовать, кабы спросили.

– Позволю себе усомниться, – парень ухмыльнулся точь-в-точь как господин, словно не один час тренировался перед зеркалом.

– Дурак, – повторил Хантре. – Ладно, в следующий раз не буду мешать твоим развлечениям.

Уставился на старые домишки с островерхими крышами на другом берегу и произнес уже не злым голосом, а тихим и безнадежным, как шелест дождя по этим худым крышам:

– Не смогу я помешать. Поскорей вали из Аленды, только перед этим оденься попроще. В течение суток. Тогда уцелеешь.

– Не хочу лишать себя нынешнего изысканного театра, – надменно возразил подражатель.

Развернувшись, Хантре зашагал прочь, Шнырь припустил следом. Окликнул его около входа в катакомбы за Садом Каменных Плакальщиц:

– Эй, крысокрад, сухариков хочешь?

– Давай, если не жалко.

– Мне-то еще как жалко, но господин в своей бесконечной милости велел тебе еды отнести.

Они устроились под оградой с барельефными урнами и плакальщицами. Город тонул в дождевом тумане, где-то вдалеке – на другом конце кладбища – размеренно били в храмовый гонг.

– Спасибо, – сказал Крысиный Вор, после того как умял половину угощения. – Я был не прав насчет гнупи. Вы не хуже людей. Вернее, многие люди не лучше вас. Дай им возможность, так напакостят, что вам за ними не угнаться.

На это Шнырь малость обиделся:

– Ты много, что ли, видел людей, которые покруче нас пакостят?!

– Сейчас их как мух на помойке развелось. Такое впечатление, что за недолгое время в гильдию Шаклемонга вступило несколько сотен человек, а то и больше. Этот Незапятнанный – выдающаяся мразь.

– Уж это да, истинная гнида, – поддержал собеседник. – Гнупи, говорит, надобно по всему городу истребить, как глистов ядовитых! Сам он глист ядовитый… Как думаешь, рыжий, ежели я съем шаклемонгову печенку, я не траванусь?

– Не траванешься, – буркнул Крысиный Вор.

Помолчал, глядя в туман, и добавил:

– Главное, не обожрись на радостях.

Вот на это Шнырь обиделся всерьез: ты за ним без устали бегаешь, еду ему носишь, а в благодарность – «не обожрись!» Обозвал его ворюгой-подлюгой и убрел прочь, напоказ ссутулившись, понуро опустив голову. Украдкой оглянулся: рыжий знай себе догрызал сухари.

Завернув за угол, соглядатай помчался во всю прыть, на бегу размышляя о том, как он станет всем жаловаться на Крысиного Вора.

Благодарение Ланки, Нинодия все-таки выцарапала у Чавдо свои денежки. Она хранила сбережения на черный день в Королевском банке – «самом надежном банке просвещенного мира», который этот проныра нынче прибрал к рукам. Вышел указ, что ввиду государственной необходимости вклады пока выдаваться не будут, зато потом владельцы получат их с хорошими процентами – его величество гарантирует. Ага, как бы не так. Нинодия сразу смекнула, откуда растут ноги у «государственной необходимости» и чего стоят королевские гарантии.

Прощелыгу Мулмонга она знала с той поры, когда он был начинающим магом Ложи. Еще тогда у него была заветная мечта – тема для шуток и присказок: ограбить Королевский банк.

Раньше он не раз снимал деньги с чужих счетов по фальшивым документам, но это дело хлопотное и рисковое, а теперь ему преподнесли главный банк Ларвезы на золотом блюдечке. Так он и станет делиться с теми, кого облапошил!

Нинодию выручила королевская протекция: Дирвен позапрошлым летом спас ее, выкрал из овдейской тюрьмы, а такие, как он, обычно великодушны с теми, кто им по гроб обязан и не устает выражать свою благодарность. Она добилась аудиенции, попросила о милости, и Повелитель Артефактов распорядился, чтобы ей вернули накопления, ничего не урезывая.

– Только не болтай об этом, во имя Ланки, – благодушно и доверительно посоветовал Мулмонг, зазвавший ее поужинать в «Бешеном поваре». – Ты ведь у нас девочка понятливая.

– Обижаешь, Чавдо, я не из болтливых, особливо в таких вопросах, – в тон ему отозвалась Нинодия «Плясунья» Булонг, бывшая танцовщица и дама полусвета, отставная шпионка Светлейшей Ложи. – Мне своя шкурка всего дороже. Сам видишь, в каком я положении – ноги не ходят, брюхо растет, за душой ни гроша, а жить на что-то нужно…

Она прибеднялась: выхлопотанную Крелдоном пенсию ей сохранили, не зря подавала прошение, хороший мальчик Дирвен пошел навстречу. Наверняка Чавдо в курсе, да только для него это мелочевка, ну и хвала богам.

Нинодия опять жила в своем уютном домике на улице Хрустальной Синицы. Резиденцию Ложи разгромили, загадили и разграбили, а овдейских агентов можно не опасаться, не до того им теперь. Шаклемонг знал о том, что она заручилась высочайшим покровительством, и его оглоеды к ней не цеплялись, даже лепную розетку у нее на фасаде не тронули. Хотя, судя по трещинам, булыжником с улицы однажды кинули. Но по мелочам они даже в королевском дворце декор попортили – «из демоноборческого усердия», как объяснял это Незапятнанный – а новоявленному королю было плевать.

Чавдо остался все тем же хитрованом, которого Плясунья знавала в молодости, с ним держи ухо востро: а ну, как набьет брюхо и сбежит, предоставив даме самой платить за ужин? Мало ли, что он подгреб под себя Королевский банк и стал богаче всех в Ларвезе – с него станется… Сама она тоже не бедствует, спасибо воровскому богу Ланки и славному мальчику Дирвену, однако же запихнула в рукав, под манжету с жемчужно-рубиновой пуговицей, пару блестящих ложечек. Незаметно утянуть приглянувшуюся вещицу, а то и чужой кошелек – это была ее тайная страстишка, на этом ее и поймала когда-то Светлейшая Ложа.