Маленький гангстер усмехнулся. Из дула его револьвера струился дымок.

— Идиот! — сказал главарь в раздражении. — Что ты наделал?

Я остался стоять. Когда они ушли, я вышел из-за портьеры. Опустился на колени перед мисс Уондерли. Перед Евой. Не знаю, сколько так пробыл. Я вынул пистолет из ее руки и положил в карман своего плаща. «Ради твоих глаз, детка».

Я вышел под дождь. Раскаты грома оглушали меня, молнии ослепляли. Струйки воды стекали по моему лицу. Я шел вниз по улице. Бурлящие потоки исчезали в сточных решетках. Есть черное, есть белое. Я провалил дело, и должен вернуть долги. Все, как обычно.

Это был ненастоящий коп. Положительный, словно из рекламного ролика. Карамель, а не едкий уксус. И он был шоколадного цвета. Первый цветной коп на его памяти.

— Просите, сэр, но здесь нельзя курить, — сказал полицейский.

Спейд затушил сигарету.

— Ваше имя?

Спейд назвался.

— До чего ж похожи, — сказал полицейский. — Просто не верится. Давно этим занимаетесь?

Спейд пожал плечами. Достал из кармана кисет, бумагу и скрутил сигарету. Это просто, когда умеешь, хотя выглядит чертовски сложным. Вставил готовую сигарету в угол рта, посмотрел на полицейского.

— А вы как думаете, офицер?

Тот невольно рассмеялся.

— Ловко вы!

Спейд улыбнулся в ответ.

— О, да.

— Вообще-то, я должен вас оштрафовать за курение в общественном месте… но уж очень здорово вы это делаете. По-настоящему. Не то, что другие. Вы приехали на конкурс?

— Мм? — Спейд не понял, о чем говорит полицейский, но решил подыграть. Всегда лучше иметь козыри про запас.

— Конкурс, конечно! Как вам наш город?

— Я еще мало видел.

— Заблудились? Хотите, я вас провожу? Здесь недалеко.

— Почему бы и нет? — Спейд поднялся.

Карамельный коп привел его к кинотеатру под названием «Маджестик». Спейду на миг показалось, что он вернулся обратно. За стеклянной стеной играл оркестр. В глазах мелькало от твидовых пальто, мягких шляп, кепок и серых плащей. Костюмы в полоску, туфли с лаковыми носами, рубашки с подвернутыми рукавами потоком вливались в фойе, оживленно переговариваясь. Звучал смех. Спейд помотал головой. Это была неправда. Абсурд. Он вернулся назад, чтобы увидеть, как его оживший гардероб идет в кино? Спейд поднял голову и встретился взглядом с самим собой, изображенным на огромном плакате.

«Бадди Рукерт», гласила надпись.

— Дадите мне автограф? — сказал полицейский, протягивая блокнот и ручку.

— Конечно. Совсем забыл. — он слышал, звезды кино делают это постоянно. — Как вас зовут?

Он написал «Фреду, настоящему полицейскому, от Джо Спейда» и поставил закорючку. Возможно, копу требовался автограф Рукерта, но он ведь не Рукерт. Полицейский расцвел.

— Спасибо, сэр! Удачи! Закуриваете вы точно лучше всех. Только не увлекайтесь, прошу вас. Бадди умер от рака горла, вы же знаете…

— Конечно знаю, — ответил Спейд. Информация подавалась как давно известная.

Когда полицейский ушел, Спейд вновь закурил, щурясь от дыма и согреваясь от сигареты. Легкие наполнились теплом. Предстоит во многом разобраться. Поток иссяк, в кинотеатр втягивались последние опоздавшие. Пробежала девушка в чем-то коротком и летнем.

Спейд проводил ее взглядом. Очень хорошо. Он не спал всю ночь и промок насквозь, словно бездомный пес — и теперь сначала пойдет внутрь, перекусит (он слышал слово «банкет»), и потом уже поработает головой как следует.

На входе в кинотеатр висели цветные рекламные плакаты фильмов — в основном с тем же Бадди в главной роли. Спейд ни одного не видел — хотя не удивительно, он редко ходил в кино. Даты на них стояли разные. И тридцать девятый. И пятьдесят четвертый. Перед плакатом, датированным сорок шестым годом, Спейд простоял дольше всего — щурясь и вспоминая. Значит, вот как сложилось.

Спейд докурил сигарету и пошел к урне, чтобы выбросить окурок. Тут его окликнули.

— Эй, друг!

Прежде чем обернуться, Спейд опустил руку в карман. Пистолет под пальцами был холодным, как долгие зимние похороны.

— Эй, друг, есть монета? — спросил бездомный.

— Нет, — сказал Спейд, разглядывая надпись у того на груди. «Если хочешь просветления, отсоси у будды».

— Ерунда! Друг, не жмись.

Спейд подумал.

— У меня есть сто долларов, — сказал он.

— Годится! — обрадовался нищий. — Я возьму.

Спейд покачал головой.

— Эта сотня дорога мне как память.

— Ну ты и скряга!

— Угу. Мне нужна информация.

— Да пошел ты!

Спейд шагнул вперед. Сгреб нищего за грудки и хорошенько встряхнул. Голова бродяги мотнулась. Надо будет вымыть руки, подумал Спейд.

— Что ты сказал, мразь?

— Ты что, никогда не слышал про политкорректность? — когда бродяга открывал рот, оттуда несло, как из сточного колодца. — Такая штука. Меня нельзя называть «мразью»… Подожди! — закричал бродяга, когда Спейд замахнулся кулаком. — Подожди!

— Мне нужна информация, а не остроумие, — сказал Спейд. Бродяга выставил грязные ладони.

— Ладно тебе, друг, не заводись. Я просто пошутил. Что ты хочешь узнать?

Спейд отпустил его.

— Для начала: как тебя зовут?

— Рокки. Это потому, что я здоровый.

Спейд решил ничему не удивляться. Здоровый, так здоровый — хотя он даже ни разу не приложил его кулаком.

— Слушай, друг, я с тобой как в фильме побывал, — сказал Рокки. — Ну ты и крутой. Во мне фунтов на тридцать побольше, а тебе похрену. Ты бы и на терминатора попер, я же вижу. Настоящий Бадди. Он умер от…

— Я знаю, — сказал Спейд. Помешались они на этом, что ли? — Хочешь сигарету?

— Я не курю. Вредно для здоровья.

Спейд поднял брови, но промолчал.

— Эй, друг, а ты малость повыше, чем я думал. Я слышал, Бадди был совсем коротышкой. Даже ниже Тома Круза.

— Может быть. — это Спейда не волновало. — Но я не Бадди. И не Том Круз. А теперь рассказывай…

Он спросил про «Маджестик». История оказалась короткая и странная. Когда-то это был студийный кинотеатр «Метро-Голдвин-Майер», но потом, когда система студий начала давать сбой, его продали. Следующий владелец едва сводил концы с концами и, наконец, разорился окончательно. Потом здесь крутили порнушку и ужастики, и устраивали какие-то странные шоу. Там, под сценой — хренова куча сломанных манекенов. А за экраном однажды, когда шла очередная порнушка, повесился то ли монтер, то ли оператор.