—Да, сэр. Всю голову сломал, пока нашел. Оказалось, казначей записал его как «Бадри» запятая «Чаудри», а американки...

— Номер полиса ГСЗ выяснили?

—Да, сэр.

— Тогда передаю трубку доктору Аренс, — поспешно сказал Дануорти, не дожидаясь, пока Финч пустится в повествование о звонарях, и махнул Мэри. — Вы прямо ей все и продиктуете.

Мэри заклеила пластырем руку Гилкриста, а на тыльную сторону кисти прикрепила температурный датчик.

—Я дозвонился в Или, сэр, — договорил Финч. — Сообщил про отмену концерта, и мы очень мило пообщались, но американки все равно расстроены.

Мэри записала результаты обследования Гилкриста, стянула перчатки и взяла у Дануорти трубку.

— Финч? Это доктор Аренс. Продиктуйте, пожалуйста, номер полиса Бадри.

Нацарапав его на подсунутом Дануорти списке «вторичных», она попросила зачитать историю прививок и принялась неразборчиво черкать на том же листе.

—Аллергические реакции отмечены? — Она выслушала ответ. — Нет, не надо. Остальное я добуду в компьютере. Если еще что-то понадобится, я вам перезвоню. — Мэри вернула трубку Дануорти. — Он просит тебя. — Прихватив записи с собой, она удалилась.

— Им очень не нравится эта вынужденная задержка. — Финч вернулся к прерванному разговору. — Мисс Тейлор грозит подать в суд за непреднамеренный срыв контракта.

— Когда у Бадри записан последний курс антивирусных препаратов?

Финч долго копался в пачке распечаток, страниц из Евангелия и накладных на туалетную бумагу.

— Вот, сэр, нашел. Четырнадцатого сентября.

— Курс проведен полностью?

—Да, сэр. Аналоги рецепторов, активатор микофеноловой кислоты и сезонные прививки.

—Аллергия на антивирусы имелась когда-нибудь?

— Нет, сэр. В графе «аллергии» пусто. Я ведь уже сказал доктору Аренс.

Прививки сделаны полностью. Аллергии не отмечено. Плохо дело.

— В Нью-колледж съездили уже? — спросил Дануорти.

— Нет, сэр. Собираюсь. Как мне быть с расходными материалами, сэр? Мыла пока достаточно, а вот туалетная бумага на исходе.

Дверь открылась, но вместо Мэри вошел санитар, которого посылали за Монтойей. Подойдя к тележке, он включил электрочайник.

— Как думаете, сэр, что лучше, урезать выдачу туалетной бумаги или повесить объявления с призывом экономить?

— На ваш выбор, — ответил Дануорти и нажал отбой.

Дождь, видимо, так и не закончился. Санитар вошел весь мокрый, а как только закипел чайник, начал греть озябшие красные руки над струей пара.

— Вы уже освободили телефон? — осведомился Гилкрист.

Дануорти отдал ему трубку. Интересно, какая сейчас погода у Киврин и просчитывал ли Гилкрист вероятность дождя в момент ее переброски. Плащ у нее довольно промокаемый на вид, а этот добрый путник, который должен появляться с регулярностью в одну и шесть десятых часа, наверняка предпочтет пересидеть непогоду на постоялом дворе или на сеновале, дожидаясь, пока подсохнут дороги.

Дануорти научил Киврин разводить костер, но какой костер с озябшими руками да сырым хворостом? Зимы в XIV веке стояли суровые. Вплоть до снега. 1320 год — самое начало Малого ледникового периода, когда стала замерзать даже Темза. Понижение температур и погодные катаклизмы привели к такой череде неурожаев, что некоторые историки именно в голоде и скудном рационе видели основные причины разбушевавшейся впоследствии чумы. Погода определенно не радовала. Осенью 1348-го в одном районе Оксфордшира дождь шел не прекращаясь с Михайлова дня[6]до Рождества. Лежит сейчас Киврин посреди мокрой дороги, умирая от переохлаждения...

«И вся в аллергической сыпи, — одернул себя Дануорти, — от чрезмерной преподавательской опеки и треволнений». Мэри была права, он вылитая миссис Гаддсон. Осталось только ворваться в 1320 год, силой раздвинув сеть, словно двери уходящего поезда, и Киврин так же «запрыгает от восторга» при виде его, как Уильям Гаддсон при виде мамочки. И так же будет «нуждаться в помощи».

Киврин — самая смышленая и изобретательная из его студентов. Уж конечно, она найдет, как укрыться от дождя. Наверняка все предыдущие каникулы провела у эскимосов, обучаясь постройке иглу, с нее станется.

Она ведь все продумала, обо всем позаботилась, вплоть до ногтей. Обломанные, с траурной каемкой — показала ему, когда пришла демонстрировать костюм. «Я, конечно, благородная дама, но ведь из сельских, а они, кроме того что гобелены для королевы Матильды[7]вышивали, еще и в земле копались. В Ист-Райдинге ножниц не знали до XVII века. Поэтому я половину воскресенья провела на раскопе у Монтойи, роясь среди останков».

Стоит ли беспокоиться о таких пустяках, как снег?

Но Дануорти ничего не мог с собой поделать. Поговорить бы с Бадри, выяснить, что он имел в виду своим «не так», убедиться в благополучном исходе переброски и отсутствии серьезного сдвига — вот тогда он бы перестал нервничать. Однако, раз Мэри не удавалось узнать номер полиса до звонка Финча, значит, Бадри еще без сознания? Или хуже...

Дануорти поднялся и, подойдя к тележке, налил себе чашку чая. Гилкрист снова занял телефон, очевидно разговаривал со сторожем, но тот про местонахождение Бейсингейма тоже ничего не знал. Дануорти он сообщил, что вроде бы слышал от декана про озеро Лох-Балкиплан, однако такого озера нигде не обнаружилось.

Пока Дануорти пил чай, Гилкрист позвонил казначею и заместителю ректора колледжа. Там насчет Бейсингейма тоже ничего не прояснили. Пришла сестра, прежде караулившая выход, заканчивать брать кровь на анализ. Санитар взял со стола какую-то брошюру и углубился в чтение.

Монтойя села заполнять бланк направления и списки контактов.

—Что тут писать? — спросила она у Дануорти. — Всех, с кем я пересекалась за сегодняшний день?

— За последние три.

Ожидание продолжалось. Дануорти выпил еще чашку чая. Монтойя позвонила в Государственную службу здравоохранения и принялась уговаривать, чтобы ей выдали освобождение от карантина, позволяющее вернуться на раскопки. Санитарка снова погрузилась в сон. Сестра привезла на тележке ужин.

— «Трактирщик наш, приветливо их встретив, за ужин усадил», — продекламировал Латимер, впервые за весь вечер подав голос.

За едой Гилкрист делился с Латимером планами отправить Киврин в послечумные времена.

— Принято считать, что чума совершенно уничтожила средневековое общество, — излагал он, разрезая ростбиф, — однако мои исследования показывают, что воздействие было, скорее, очистительным, нежели пагубным.