Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13
Потом справляли свадьбу – не свадьбу, но что-то похожее было. Был стол, выдвинутый на середину комнаты, были какие-то гости. Пили «Кубанскую», красное и разбавленный самогон. Алтынник сидел во главе стола рядом с Людмилой, и гости кричали «горько». Он послушно поднимался и подставлял губы невесте, хотя и было противно.
Борис играл на гармошке. Толстая, лет сорока пяти баба плясала и дергала за веревку спрятанную под юбкой палку и выкрикивала частушки похабного содержания. Потом какой-то парень, дружок Бориса, в косынке и переднике изображал невесту. Гости смеялись.
Мать Людмилы хлопотала у стола, следя, чтобы всем всего хватило и чтобы никто не взял ничего лишнего.
Потом Людмила плясала с Борисом, и на гармошке играл парень в косынке.
Рядом с Алтынником на месте Людмилы сидел пожилой человек в старом военном кителе без погон. Это был местный учитель, и его имя-отчество было Орфей Степанович.
– Я, Ваня, тоже служил в армии. – Он придвинулся к уху Алтынника. – До войны еще служил. Да. Людей расстреливали. Мне, правда, – он вздохнул, – не пришлось.
– А чего ж так? – удивился Алтынник.
– По здоровью не прошел, – Орфей Степанович развел руками. – А у меня, Ваня, дочь тоже замужем за майором. В Германии служит. Вот китель мне подарил. А с женой я развелся. Ушла она от меня, потому что я пьяница. Суд был, – сказал он уважительно.
– А трудно разводиться? – поинтересовался Алтынник.
– Ерунда, – сказал Орфей Степанович и уронил голову в тарелку с салатом.
Потом Алтынник каким-то образом очутился на огороде за баней, и его рвало на белом, как сахар, снегу. Черная облезлая собака тут же все подбирала, и Алтынник никак не мог понять, откуда взялась эта собака.
Потом появилась откуда-то Людмила. Протянув руку Алтынника через свое плечо, она пыталась его сдвинуть с места и ласково говорила, как маленькому:
– Тебе нехорошо, Ваня. Пойдем домой, постелим постельку, ляжешь спатки. Тебе завтра рано вставать.
– Уйди! – Он мотал головой и хватался за живот. Его еще мучили спазмы, но рвать уже было нечем, а собака, не зная этого, отбежав на два шага, виляла хвостом и голодными глазами с надеждой смотрела Алтыннику в рот.
– Пошла вон! – топнула ногой Людмила.
Собака отбежала еще на шаг и теперь виляла хвостом с безопасного расстояния.
Потом Людмила тащила его на себе через весь огород, а он вяло перебирал ногами. На крыльце он все-таки задержался. На улице вдоль забора стояли и смотрели на него, Алтынника, черные, похожие на ту собаку за баней старухи. Они заискивающе улыбались, надеясь, что если и не пригласят, то по крайности, может быть, вынесут угощение. Не потому, что были голодные, а ради праздника.
На крыльце Алтынник оттолкнул от себя Людмилу.
– Эй, бабки! – закричал он, делая руками какие-то непонятные круговые движения. – Валите все сюда! Гулять будем! Алтынник женится!
Он попытался изобразить что-то вроде ритуального индейского танца, но потерял равновесие и чуть не свалился с крыльца, спасибо, Людмила вовремя подхватила.
Старухи дружно загомонили и тут же повалили в калитку, словно прорвали запруду.
– Да куды ж вы, окаянные, лезете! – закричала Людмила, подпирая Алтынника плечом и подталкивая к двери. – Стыда на вас нету!
– Хозяин приглашает, – округляя «о» в слове «хозяин» и ставя ногу на крыльцо, упорствовала возглавлявшая шествие маленькая старуха с выдвинутым вперед подбородком.
– Хозяин, хозяин, – передразнила Людмила. – Хозяин-то вон на ногах не стоит, а вам лишь бы попить да пожрать на чужой счет, бессовестные!
Она втолкнула Алтынника в сени и захлопнула дверь перед самым носом маленькой старухи, и за дверью слышен был еще глухой недовольный гомон.
В комнату Алтынник вполз чуть ли не на карачках. Из круговорота множества лиц, сливающихся в одно, выплыл со стаканом в руке Орфей Степанович.
– Выпей, Ваня, винца, полегчает, – говорил он, тыча стаканом Алтынника в нос.
От одного только вида водки Алтынника перекосило всего, он зарычал по-звериному и отчаянно замотал головой.
– Уйди, ненормальный! Уйди! – закричала Людмила учителю и ткнула в лицо ему маленьким своим кулачком. Из носа Орфея Степановича хлынула кровь и потекла на китель. Орфей Степанович неестественно задрал голову вверх и пошел, как слепой, к столу, в вытянутой руке держа перед собой стакан.
Появились Борис и Вадик. Вдвоем подхватили они Алтынника под руки, втащили в соседнюю комнату. Людмила забежала вперед, сдернула с кровати одеяло, и Алтынник повалился в пуховую перину, как в преисподнюю. Последнее, что он помнил, это как кто-то стаскивал с него сапоги.
Не успел он заснуть, как его разбудили.
– Ваня, вставай. – Над ним стояла Людмила.
Под потолком горела лампочка без абажура. За окном было черно.
– Сейчас утро или вечер? – спросил Алтынник.
– Полвторого ночи, – сказала Людмила. – Скоро поезд.
Он послушно спустил ноги с кровати. Одеваться было трудно. Болела голова, жгло в груди и дрожали руки. А когда наклонился, чтобы намотать портянку, так замутило, что чуть не упал. Кое-как все же оделся и вышел в другую комнату. Старуха, босая и в нижней рубахе, хлопотала возле стола.
– Позавтракай, Ваня, – сказала она.
На столе стояла сковородка с яичницей, пироги, полбутылки водки.
Алтынника передернуло.
– Что ты, бабка, какой там завтрак.
Он встал под рукомойник и нажал затылком штырек. Вода медленно текла по ушам и за шиворот. Потом он отряхнулся, как собака, и вытер лицо поданным ему бабкой полотенцем. Выпил ковшик воды из ведра. Вода была теплая и пахла железом. И от нее как будто он снова слегка захмелел. Повесил ковшик на ведро и долго стоял, бессмысленно глядя на стену перед собой.
– Пойдем, Ваня, – тронула его за рукав Людмила.
Он надел шинель, нахлобучил пилотку, тронул рукой – звездочка оказалась сзади, но поправлять не хотелось, каждое движение давалось с трудом. Взял чемодан. Бабка сунула ему узелок из старой, но чистой косынки.
– Чего это? – спросил он.
– Пироги с грибами. – Бабка заискивающе улыбнулась.
– Ой, бабка, – скривился Алтынник, – на кой мне эти ваши пироги?
– Ничего, ничего, в дороге покушаешь, – сказала Людмила. Она взяла у бабки узел и отворила дверь.
Алтынник помотал головой, протянул бабке руку.
– До свидания, бабка. – И первым вышел на улицу.
На улице потеплело и стоял густой липкий туман. Иван шел впереди, ноги расползались в отмерзшей под снегом глине, он осторожно переставлял их, думая только о том, чтобы не упасть – потом не встанешь.