– Ну что, товарищ генерал, они не возражают? – спросил Кирпичников, когда Апраксин сел в кресло.

– Они даже рады. Я же сказал, что со мной вооруженная охрана из ФСО[13]. А ловят опасных вооруженных преступников, которые расстреляли в СИЗО кучу милиционеров и выкрали нескольких подследственных. Не в больнице, а в СИЗО. Это так сюда сообщили. Но информировать их всерьез никто и не будет. В общем, они рады, что рядом есть вооруженная подстраховка. Плохо, что мент слишком близко к нам стоит. Он пытался звонить, а связи нет.

– А мы какое отношение имеем к связи?

– Самое непосредственное. Это я тебя подстраховал. У меня в машине «глушилка» включена, поэтому в радиусе десяти метров не работают телефоны, а в машине не фурычит навигатор.

– Не понял, товарищ полковник. Связь между глушилкой и подстраховкой...

– Я тоже не все понимаю. Не понимаю, почему твоя жена находится в состоянии прострации, а двое других – нет, хотя, по логике, они тоже должны быть такими же.

– Почему?

– Потому что нам всем вживили в тело микрочипы, – сказал с заднего сиденья Юрий Павлович. – Голос у него был негромкий, но интонации – твердыми. – И мы находимся у них под контролем.

– Временно вы вышли из-под контроля, – сообщил генерал. – «Глушилка» перебивает диапазон волн, на котором работают их GPS-приемники. Как только вы сели ко мне в машину, вы вышли из-под контроля. Если не ошибаюсь, я имею дело с Юрием Павловичем Соколовым?

– Так точно, товарищ генерал. Только я не знаю, с кем имею дело. Мне матушка Александра сказала, что рядом с вами муж Надежды Павловны, офицер спецназа ГРУ. Вы, конечно, не его начальник, потому что в спецназе ГРУ, насколько мне известно, генералов не бывает...

– Я генерал-лейтенант Апраксин. Где я служу, сообщать не буду, потому что вам мое место службы ничего не скажет, а объяснять это и долго, и сложно. Вы уволились из армии достаточно давно, когда нашей структуры еще не существовало.

– Вы многое обо мне знаете, – сказал Юрий Павлович. – Откуда?

– Я одно время интересовался вашими работами. Пару книжек прочитал, несколько статей. Видел когда-то давно по телевидению вашу беседу, после этого проявил интерес. Это было до того, как вас запретили пускать на телевидение. Потом читал ваш сайт в Интернете. Там тоже и биография, и фотография. С бородой вас узнать трудно, но у меня глаз наметанный, и я узнал. Кажется, вам успели присвоить звание генерал-майора до того, как уволили?

– Присвоили, но через два с половиной месяца приказ отменили как ошибочный, и я остался полковником, – объяснил Соколов. – Пытались заодно лишить меня ученой степени, но это у них не прошло – остался доктором военных наук. Но меня регалии не волнуют, и травля с этой стороны расстроить меня не в состоянии. Я готов ко всему и ищу не наград и званий. Вот микрочип – это другой вопрос. Я в последние дни еле держался, сопротивляясь управлению. Мне бог не дал такую сильную веру, как матушке Александре. Она с верой и с молитвой силу чипа переборола, хотя я не очень понимаю, как ей это удалось. Но, видимо, вы правы, и здесь, в вашей машине, мы отдыхаем. Здесь нет влияния, нет подавления психики. Потому матушка Александра расслабилась и спокойно уснула. Она всегда в столовой жаловалась на то, что боится уснуть и во сне потерять контроль над собой. Честно говоря, я этот вариант с отсутствием нормального сна тоже рассматривал – как дополнительное влияние на психику. В конце концов человек должен был сломаться. Не бывает нормальных людей, которые могут обходиться без сна. Я изучал когда-то данные на индивидуумов, которые, как говорят, вообще не спят. Такие люди встречаются в среднем в пропорции один к восьми миллионам и чаще всего среди северных народов. Почему среди северных, я ответить затрудняюсь. Но об этом говорит статистика. Так вот, все эти люди в действительности постоянно находятся в состоянии полусна. Точно так же живут многие животные – например, собаки, сидящие на цепи, хотя сравнивать человека с собакой некорректно. Тем не менее живой организм может находиться в состоянии полусна постоянно. Собака вроде бы спит, но сквозь сон слышит, что происходит вокруг, и успевает среагировать. Так и бессонный человек – постоянно находится в вялом состоянии полусна. Он ходит на работу, что-то делает, но все делает вяло. А ночью дома ложится в постель и просто лежит, считая, что не спит. В действительности он переживает то же состояние полусна, что и днем, только в более спокойной форме. Все это – результат какого-то сбоя, произошедшего, скорее всего, на генном уровне. Своего рода атавизм, потому что раньше, в минувшие века, подобные случаи встречались чаще, хотя научные исследования не производились. Однако когда человек усилием воли длительное время борется со сном, он ломает себя. Боюсь, это может дать результат, противоположный желаемому. Но, как я понял, заведующего нашим отделением механизм ломки человеческой психики и сопротивления волновал гораздо больше, чем все остальное. Он ставил на нас опыты и ждал, когда мы с матушкой Александрой сломаемся.

– А Надежда Павловна? – спросил полковник Кирпичников.

– Она перестала сопротивляться практически сразу. Видимо, ее организм не сумел справиться с такой психической нагрузкой. В последние дни она вела себя как натуральный андроид. Мы могли видеть друг друга только в столовой – в камерах кормили только особо опасных преступников, остальных водили в столовую. И если в первые дни Надежда Павловна разговаривала с нами, как-то реагировала на окружающее, то с каждым днем ее состояние ухудшалось. Честно говоря, я не знаю, какие реабилитационные методы нужно применять, чтобы вернуть ее в нормальное состояние. Естественно, главное сейчас – удалить микрочип. Но здесь я не специалист. Я просто технарь, а в данном случае нужны психолог и священник.

– Удалить микрочип может психолог? – спросил Владимир Алексеевич.

– Нет. Это должен делать хирург. Психолога я назвал как главное действующее лицо в реабилитации. Ваша жена – верующий человек?

– Трудно сказать, – пожал плечами полковник Кирпичников. – Кто может о другом, даже самом близком человеке с уверенностью сказать, насколько сильна в нем вера? В церковь мы ходили вместе, каждое воскресенье. Дома она молилась только тогда, когда или я, или сын находились в командировке в «горячей точке». В другое время не молилась. Это она сама говорила. Я вот считаю себя верующим человеком, у меня даже иконы в кабинете висят. Но дома я тоже не молюсь – имею в виду утреннюю и вечернюю молитвы. Кому-то покажется, что я неверующий. Я с этим не соглашусь. Просто я такой же, как большинство. А представители такового носят на груди крест, считают, что господь существует и что все люди, кроме некоторых, которые произошли от обезьяны, были сотворены богом. Знают – и тем не менее всегда оставляют свои молитвы, как говорится, «на потом», на старость. Вот тогда они начинают и молиться, и в храм ходить, исповедоваться и причащаться. И я такой, и жена моя...