— Не гневись, Константин Алексеевич, но жертвы твоей не приму, — мотнул головой Зализа. — Все одно нагонят. Вместе встанем, вместе и смерть примем, коли Бог отбиться не даст. А поодиночке…

— По тропе метров… шагов сотни две пройдете, и рубите березы, валите поперек пути. Лучше так, чтобы стволами на дороге лежали…

— Перескочат на коне, копьями собьют. Вместе нужно, плотный строй и конному одолеть непросто…

— Да послушай же меня, Семен Прокофьевич! — чуть не со слезами взмолился Росин. — Пуля дура, она правильного боя не приемлет. Пятнадцать стволов у нас, отобьемся, коли близко не подпустим. Ну поверь же мне, времени объяснять нет! Тебя слушать стану, когда патроны кончатся. А пока, Семен Прокофьевич, уводи людей, да завал рубите. Три-четыре дерева завалить успеете, больше не надо. Мы чуть позже подойдем. Поверь мне, Зализа, Христом Богом прошу, поверь!

— М-м-ж-ж-х, — утробно рыкнул опричник, мотнув головой, потом повернулся к Батовым: — Боярин Евдоким, поднимай сыновей! Раненого на кобылу сажайте! Прослав, жеребца под уздцы бери, дорогу указывай.

— А как же кауштинские людишки служилые? — возмутился старший Батов. — Одних бросить?!

— Я здесь воевода, я здесь кому жить, кому помирать решаю, — жестко отрезал Зализа. — Топоры есть у сыновей?

— Да прихватили двое…

— Они со мной последними пойдут.

Вскоре лошади с торопливо перекинутыми через спину и незакрепленными пока баулами следом за проводником втянулись на узкую тропу, огибающую озеро. За ними, постоянно оглядываясь на остающихся на поляне одноклубников, отступили бояре, толкая перед собой недовольную Ингу.

— Ну, что делать хочешь, Костя? — проводил их взглядом Картышев, следы ожогов на лице которого от волнения проступили ярче обычного. — Костьми станем ложиться?

— Не дури. Я тебе не Сталин, и сейчас не сорок первый год. Нас четырнадцать человек. Поляну нам не удержать, но затормозить ливонцев сможем. Про плутогоны петровские все помнят? Встаем перед тропой в три ряда, пять, пять и четыре человека в первом ряду на колене. Первый залп дает задний ряд, и сразу уходит назад, потом залп второго ряда, потом лупит первый ряд, и все смываемся. Четырнадцать стволов по десяток с лишним картечин, это пять магазинов из «Калашникова» за десять секунд. Они минут двадцать очухиваться станут.

— Да в общем, мало не покажется, — кивнул маленький Архин, ноги которого выше колен утопали в траве, отчего он начал походить на живой колобок, с руками и головой, но без ног.

Одноклубники, косясь в сторону колышущейся коричневой стены ивняка, двинулись к тропе следом за скрывшимися боярами, неторопливо выстроились в три шеренги. Росин, достав пороховницу, сыпанул из острого кончика немного порошка в запальное отверстие и на полку — хотя она и закрывалась специальной крышечкой, а порох все равно высыпался, коли поносить мушкетон несколько часов без дела. Остальные стрелки последовали его примеру.

Внезапно стена ивняка раздвинулась, и на поляну выступил вороной конь, в седле которого возвышался с пикой у стремени гладко выбритый, а потому кажущийся совсем молоденьким воин. Увидев в сотне шагов перед собой плотно сбитый отряд врагов, он в растерянности остановился, не в силах отрывать взгляда от сверкающих на солнце новеньких штыков. Одноклубники также ничего не предпринимали, досыпав пороху и изготовившись к бою.

Ивовая стена снова раздвинулась, и следом за первым всадником появился второй, бородатый, загорелый, в покрытой мелкой чеканкой кирасе. Этот не остановился, а проехал на несколько шагов вперед, потянул левый повод, поворачивая коня, отъехал немного в сторону и остановился на противоположной стороне поляны. Конь его всхрапнул, тряхнул головой и принялся переступать копытами на месте, словно в нетерпении.

Затем из зарослей появился еще один всадник, в сутане, потом еще и еще: какой-то мужик совершенно разбойничьего вида, в овчинном тулупе с большими петлями для пуговиц, самый настоящий рыцарь в сверкающих доспехах — кирасе, латной юбке, поножах. Вот только рукава у него были кольчужные, да на голове вместо шлема с пышным плюмажем темнело нечто, похожее на кольчужный чулок. Затем еще один всадник — бритый, в чеканной кирасе и ярко-алых русских сапогах.

— Ну, мужики, хватает для залпа, — прошептал Росин, опускаясь на правое колено. Рядом опустился Картышев, за ним еще кто-то.

В недрах накопившейся конницы тоже произошел некий надлом — она зашевелилась, загудела. Кирасир в алых сапогах обнажил палаш:

— Именем Господа, на язычников, — он с силой пришпорил коня, посылая его с места вскачь — А-а-а!

— Задний ряд! — Костя почувствовал, как в горле резко пересохло. — Залп!

Над головами оглушительно прогрохотало — и кони начали кувыркаться с колен. Кто-то из всадников вылетел из седла назад, но большинство улетало через голову, перемешиваясь с тяжелыми конскими телами. Вылетевший из стволов дым еще не успел рассеяться, вытягиваясь, подобно ватным указателям в сторону ливонцев, как второй ряд, пользуясь последними мгновениями видимости, выпалил во всадников, маячивших позади первых.

Б-бах! — на этот раз все пространство перед стрелками заволокло дымом.

— Еще чуть-чуть… — попросил Росин. — Пусть подбитые опадут, а живые высунутся. Ну, с Богом… Пли!

Б-ба-бах! — последний залп был произведен совершенно наугад, но Костя пребывал в абсолютной уверенности, что их жребий нашел свою жертву.

— Все, уходим…

Росин отступал последним и пройдя несколько шагов., оглянулся на плотные облака дыма. И тут из этого дыма, словно посланец потустороннего мира вырвался сверкающий латами рыцарь и, взмахнув палашом, помчался прямо на него. Костя мгновенно сделал то, чему не раз учил молодежь, готовя для показательных схваток, или для инсценировки сражений поздних веков — вскинул ружье горизонтально над головой, лишая конного возможности для широкого рубящего удара.

А вот рыцаря к встрече с пехотинцем-мушкетером не готовил никто, и он рефлекторно сделал то, чего ему его учили с самого детства: рубанул. Палаш самой серединой клинка столкнулся с кованной сталью ствола, жалобно тренькнул и неожиданно брызнул, словно упавшее на пол зеркало, множеством осколков. Росин, завершая стандартный прием, довернул мушкетон и с силой двинул им вперед.

Толстый трехгранный штык, увлекаемый инерцией почти двадцатикилограммовой массы мушкетона, легко пробил миллиметровую сталь простенькой кирасы и вошел внутрь на всю длину.

Костя рванул оружие к себе и отступил. Рыцарь начал медленно заваливаться набок.

Послышался тихий шелест, потом еще и еще, причем иногда этот шелест прерывался тупым стуком. С некоторым запозданием Росин сообразил, что это шуршат пущенные наугад стрелы. Он пригнулся и помчался к своим, выглядывающим над сложенными одна на другую березам, с разбега перескочил завал и рухнул на влажную траву.

— Ну ты молодец, боярин, — восхищенно покачал головой Зализа. — Видать, и вправду русский.