Предложение было столь необычным, что я не смог сразу сообразить, к каким последствиям оно может привести, если я соглашусь.

– Пять тысяч… нет, даже семь тысяч долларов плюс авиаперелет, – назвал цену профессор.

Телохранителем… То есть я должен буду неотлучно находиться рядом с профессором в готовности прикрыть его своим телом. Не слишком веселенькая перспектива. Мы здорово облегчим задачу киллеру, теперь ему не надо будет разрываться между нами. Одной гранатой можно с легкостью завалить обоих. Это большой минус. А плюс в том, что я смогу поработать в самом центре событий, там, где жизнь профессора будет подвергаться наибольшей опасности – конечно, если я правильно понял Яну. И, разумеется, не лишними будут семь тысяч баксов.

– Я согласен, – ответил я. – Только мне надо забежать к себе домой и взять заграничный паспорт.

– Одна нога там, другая здесь, – сказал профессор и пожал мне руку – на этот раз крепко, и я почувствовал его недюжинную силу. – Вылетаем завтра вечером. О визе и билете я позабочусь сам.

Я хоть и ненавижу устоявшиеся выражения, которыми криминальный мир малюет романтический ореол для своей мрачной жизни, но пришлось ими воспользоваться, чтобы точно охарактеризовать наши с профессором отношения: отныне мы были повязаны кровью. Точнее не скажешь. Труп незнакомца с дырявой, как старый поливной шланг, аортой не выходил из моей головы. Душе было тяжко, она страдала, как всегда случалось, если мне приходилось быть свидетелем отвратительных сцен убийства. И все же я чувствовал, что намного крепче и увереннее стою на ногах, нежели несколькими часами раньше. Ибо у меня появился союзник, товарищ по несчастью, с которым я нес один и тот же крест.

Я добирался в город на попутке. Устроившись на заднем сиденье, я рассматривал мобильник убитого незнакомца с лопнувшим дисплеем. Включить его не удалось, и тогда я извлек кодовую карту и вставил ее в свой телефон. Я надеялся заполучить список телефонов и имена абонентов, с которыми в той или иной степени мог быть знаком покойник. Но меня ждало разочарование. SIM-карта была пуста, в ее памяти не было ни одного телефонного номера. Странно, что я ожидал иного. Профессиональный убийца, выходя на дело, конечно же, позаботился об информационной чистоте своих карманов и телефона.

Водителя я попросил остановиться за квартал от моего дома. Видел бы Никулин, какими окольными путями я пробирался к себе, вот бы посмеялся! Если бы я сбежал из африканской тюрьмы где-нибудь в черной Эфиопии или Уганде, то, наверное, не так бы старательно прятался и запутывал следы, как сейчас. Простым словом «везение» уже нельзя было обозначить то редкостное чудо, которое случилось со мной. Четыре попытки убить меня провалились! Но с каждым разом мои шансы на благополучный исход уменьшались. Я должен был вести себя предельно осторожно. Малейшая ошибка могла оказаться последней.

Из сквера, находящегося рядом с моим домом, я долго наблюдал за подъездом и своими окнами. Двор был полон ребятни и пенсионеров. Откуда-то неслась музыка, с ритмичностью метронома стучал теннисный мячик о стол, надрывался в коляске младенец. Только теперь с острой тоской я почувствовал, как отдалился от этой жизни, словно наблюдал за ней через тюремную решетку.

К подъезду я прошел через палисадник, поднялся к себе по лестнице и последний пролет преодолел на цыпочках. На дверь была наклеена бумажная полоска с печатью милиции, мокрые следы на бетонном полу высохли, и о вчерашнем происшествии напоминали только многочисленные раздавленные окурки, валяющиеся у порога.

В квартире мне стало тоскливо, хоть вой! Стараясь не приближаться к окнам, я заглянул на кухню. Кафельный пол высох, но на нем остались отвратительные сукровичные пятна.

Я зашел в гостиную, где окно было зашторено, бесцельно прошелся из угла в угол, открыл бар, схватил первую попавшуюся бутылку и плеснул в стакан. Это оказалось «Блэк скотч виски» египетского производства, которое я прихватил с собой, возвращаясь из Шарм-эль-Шейха. До прихода милиции бутылка была полной, теперь в ней осталось на глоток. Потом я зашел в кабинет, достал из замурованного в стену сейфа загранпаспорт и деньги, сел за стол, порылся в ящике. Мне было душно, хотелось раздвинуть шторы и открыть настежь окна.

«Надо продавать эту квартиру, – подумал я. – К чертовой матери продавать!»

На краю стола мерцал красной лампочкой телефонный аппарат, снабженный автоответчиком. Я проклял это изобретение с тех пор, как поставил его у себя дома. Не помню случая, чтобы на автоответчике кто-то записал бы приятную новость. Красная лампочка, обозначающая оставленное для меня сообщение, уже давно ассоциировалась с неким грубым хамом и сквернословом. Чего только я не наслушался! Были претензии из налоговой инспекции, были ругательства из отделения милиции, были жалобы клиентов, были угрозы от хозяина помещения, которое я арендовал под офис. Чего ждать сейчас?

Я допил виски и нажал на кнопку воспроизведения.

– Здравствуй, чудовище! – раздался из динамика гнусавый голос Никулина. – Когда ты, мартовский кот, будешь ночевать у себя дома? Не могу тебя разыскать… Слушай и запоминай. За щедрые премиальные даю дополнение к информации о студенте Якименко. В третьей городской больнице я обнаружил его выписной эпикриз. Оказывается, этот парень пытался повеситься в подвале дома на собственном ремне от брюк. Его с трудом откачали, две недели держали в больнице и лечили антидепрессантами. Это случилось за месяц до того, как его труп с пулевым ранением нашли в море. Любопытно, правда? Не хочу навязывать твоему гениальному мозгу свои выводы, и все-таки я уверен, что это он сам засадил себе пулю в сердце. Так сказать, довел задуманный план до печального конца. Скорее всего, он сначала застрелил заведующего кафедрой Урусова, а потом вышел на пирс, покончил с собой и упал в море. О мотивах ломай голову сам. Но это все цветочки. Есть информация, которая тянет не просто на премию, а на Гран-при, но по телефону о ней лучше не говорить. В агентстве, в нашем секрете, я оставил папку с документами, касающихся твоего профессора Веллса. Как ознакомишься с ними – звони мне на мобилу. Чао!

«А Никулин все-таки молодец, – подумал я, прослушивая запись еще раз. – Если останусь жив и получу обещанные семь тысяч баксов, то половину отдам Иоанну».

В агентстве, под съемной панелью керамической плиты, мы с Никулиным обустроили тайник, в котором хранили особо важные бумаги. Назвали мы его «секретом». Документы, о которых упомянул Никулин, распалили мое любопытство. Укладывая в «дипломат» комплект запасного белья и туалетные принадлежности, я прокручивал в уме только что полученную информацию. Странный случай со студентом, который убил заведующего кафедрой Урусова, а затем свел с собой счеты, никаким боком не цеплялся к профессору Веллсу. Я не мог найти связи между ними. Скорее всего, связи и не было, и потому я переключился на размышления о документах, которые ждали меня в агентстве. Что в них? Что нового и необычного я узнаю о профессоре Веллсе, к которому нежданно-негаданно нанялся телохранителем?