— Вы самокритичный молодой человек.

 — Наверное. Давайте вернемся к турниру. Никакого расследования не было, никаких извинений не было, никаких попыток разорвать контракт не было.

 — Но ведь это делается элементарно! Кубок — артефакт! Вас можно было заменить, выплатить откупные, провалить задания!

 — И этого сделано не было. Более того, мне о такой возможности никто не сказал.

 — А кто является вашим магическим опекуном?

 — Официально, на момент моего четырнадцатилетия — Сириус Блэк.

 — Вы сказали «официально»…

 — Реально — директор Дамблдор, который принимал все решения. Блэк на тот момент был в бегах от правосудия.

 — То есть директор школы позволил вам участвовать, не проводил никаких расследований и не попытался расторгнуть контракт?

 — Если он что-то и делал, то мне об этом ничего не известно. Но я не думаю, что он этим заморачивался. В школе началась травля, никто не верил, что я не делал этого, всем было плевать. Лучший друг отвернулся от меня, Сириус Блэк не попытался расторгнуть контракт, а он ведь наследник древнего рода. Его точно учили таким вещам.

 — И как долго вас травили?

 — До первого испытания.

 — А что потом?

 — Потом резко захотели дружить. Пик активности был перед Святочным балом, который открывают чемпионы Турнира.

 — Девочки любовное зелье в конфетах присылали?

 — Примерно так.

 — Что было дальше?

 — Дальше — второе испытание, затем третье и смерть Седрика Диггори. Возрождение Темного Лорда через ритуал «Плоть-Кость-Кровь».

 — Вам никто не поверил.

 — Естественно! Даже на кладбище не явились, где проводился ритуал, и расследования смерти Седрика никто не проводил. Всем было плевать. В мой рассказ о возрождении Темного Лорда не поверили, травили.

 — А когда поверили?

 — В конце года. Лорд Волдеморт лично явился в Министерство магии Англии за пророчеством, которое я забрал первым.

 — Тогда правительство Магической Великобритании объявило о возрождении самого страшного мага Англии. Что изменилось для вас?

 — Абсолютно все. Те, кто еще вчера называл меня лжецом, стали лебезить и называть Избранным. Тем, кто должен победить Темного Лорда.

 — А вы?

 — Знаете, каждый народ выбирает своего тирана сам. Англичане выбрали. Так почему я должен им помогать от него избавляться? Это их выбор и их ответственность. Целый год Министерство магии поливало меня грязью и прятало голову в песок, а теперь вдруг вспомнило, что, оказывается, у них есть «Избранный»! С чего вдруг я должен воспылать любовью к ним, забыть все и начать с чистого листа?

 — То есть вы обижены?

 — И это тоже.

 — Вот теперь я не поняла. Помимо обиды есть еще что-то?

 — Конечно, есть! Директор Дамблдор упорно вдалбливал мне в голову, что я должен, понимаете, должен вновь сразиться с Волдемортом и одержать победу во имя мира и света. Только моего мнения он почему-то не спросил.

 — Это очень странно. Почему подросток без магического образования должен сражаться с самым могучим волшебником современности? Дамблдор не сказал?

 — Сказал. Мол, у меня есть жертва моей матери, которая меня защитит. Это великая сила любви.

 — Звучит очень бредово.

 — Вот и я так же подумал. А после Турнира, убийства Седрика, травли, а затем признания того, что я был прав, кого-то спасать, драться во имя света и любви расхотелось. Знаете, проснулся я утром в объятиях красивой девушки, на курорте, и подумал: «Почему я должен менять свою молодость на борьбу? С чего кто-то решил, что Гарри Поттер будет не с девушками под луной целоваться, а драться с Темным Волшебником? Разве в Великобритании нет аврората? Разве это не их работа?». И я решил, что для борьбы с террористическими организациями существуют компетентные органы. Да тот же Дамблдор, великий волшебник, вот пусть и бьется с Волдемортом сам. Я умываю руки.

 — Как на это отреагировали друзья?

 — Они меня не поняли.

 — То есть?

 — Мои друзья, Гермиона Грейнджер и Рональд Уизли, считают, что я должен лечь на алтарь справедливости, борьбы и светлого будущего, пожертвовав собой, как баран на бойне. Только они не понимают, что если я ввяжусь в это, их тоже ждет несладкая жизнь, где мы вряд ли останемся живы.

 — И из-за этого вы поругались.

 — Совершенно верно. Жаль, что так получилось, но видимо, дядя был прав — не бывает дружбы «до гроба», рано или поздно интересы расходятся и люди становятся просто приятелями. Мои интересы лежат в области магозоологии, в частности, змей. Я змееуст.

 — Это очень редкая способность. Вы понимаете только волшебных змей или всех?

 — Всех змей, некоторых игуан, несколько видов варанов… Ну, там список большой.

 — А почему вы решили учиться этому в России, а не, скажем, во Франции или в той же самой Англии?

 — В Англию мне дорога закрыта. Там змееустов не любят — считают страшными темными волшебниками. Ну, и отношение соответствующее. Насчет Франции, я встретил наставника, он из России, вполне логично, что я буду учиться по его основному месту работы.

 — Вы сказали, что в Англии змееустов не любят, а в чем это выражается?

 — Шепотки за спиной, гадости исподтишка, предвзятое отношение учителей.

 — Я так понимаю, было нелегко.

 — Да, вы верно понимаете.

 — Скажите, а как отреагировали ваши родственники?

 — Если вы про Сириуса Блэка — никак. Он погиб несколько месяцев назад.

 — Сочувствую вам.

 — Не нужно. Я его не знал. Он не принимал участие в моем воспитании.

 — А кто принимал?

 — Тетя и дядя. Они магглы. Родственники были рады от меня избавиться.

 — Почему?

 — Ну, я малолетний маг, с сильными магическими выбросами, плюс лишний рот, который нужно кормить-поить, обувать-одевать. А ребенок в Англии — это очень дорогое удовольствие.

 — Вы обижены на дядю?

 — Нет. Я благодарен ему. Он многому научил, всегда поддерживал и поддерживает. Я точно знаю, что тетя и дядя меня никогда не бросят, хоть и ворчат.

 — А как же директор Дамблдор? Я смотрела магическую прессу Великобритании, так там через слово о вас и председателе Визенгамота.

 — А что мне Дамблдор? Я уже совершеннолетний, могу делать, что хочу.

 — То есть?

 — Условием участия в Турнире являлось совершеннолетие. И в контракте с артефактом указано именно совершеннолетие участника, понимаете?

 — То есть там не указан конкретный возраст?

 — Да, совершенно верно.

 — А когда вы узнали об этом?

 — Месяц назад, когда встретил наставника. Он-то мне и объяснил.