В "Тюремных записках" Зорге так охарактеризовал его: "Мой первый радист Бернхардт работал со мной с 1933 по 1935 год. Его положение было таким же, как и Клаузена. Как и Клаузен, он состоял членом Германской коммунистической партии и обучался в московской радиошколе. Как и Клаузена, его направило ко мне Четвертое управление Красной Армии…

Примерно в конце 1933 года Бернхардт с женой прибыли в Японию. Бернхардт должен был работать в качестве моего радиста. Он развернул одну радиостанцию у себя дома в Иокогаме, другую — в доме Вукелича в Токио. Однако с технической точки зрения его работа была крайне неудовлетворительной, поэтому я мог передавать только очень короткие сообщения и делать это очень редко. И не только поэтому. Бернхардт совершенно растерялся от невозможности защитить обе станции от пеленгации. Когда в Японию приехал Клаузен, положение изменилось. Его способности и энтузиазм в отношении работы поистине не знали границ. При Бернхардте я должен был сам шифровать тексты, в связи с чем это отнимало у меня изрядное количество времени. Но после прибытия Клаузена я с разрешения Москвы обучил его шифру и поручил ему шифровальную работу. По прежним установкам обязанность шифровки возлагалась только на руководителя группы, однако Клаузен был настолько надежным человеком, что разрешение из Москвы было получено беспрепятственно.

Для полной гарантии постоянной радиосвязи Клаузен развернул как можно больше радиостанций. Иной раз он мог вести передачи из четырех различных мест. Обычно в основном он обеспечивал связь по крайней мере из трех точек. Это были дома Клаузена и первой жены Вукелича. Когда Штайн находился в Токио, его квартира тоже использовалась для радиосвязи. Насколько я помню, Клаузен однажды пытался развернуть радиостанцию и у меня в доме, но у него ничего не получилось, и мы решили использовать этот вариант в крайнем случае, если у нас больше не будет выбора".

Вскоре после своей легализации в Шанхае радистка шанхайской резидентуры Рене Марсо (впоследствии Элли Бронина, жена резидента) получила приказ съездить в Токио и разобраться, что такое происходит с передатчиком "Рамзая". Рация была неисправна, и радист никак не мог ее починить, хотя в принципе должен был уметь это делать. Рене, закончившая радиошколу, тоже могла не только починить передатчик, но даже изготовить его. Она с немалым риском добралась до Токио, пришла на квартиру, включила рацию и выяснила, что она вполне исправна. Оказалось, что радист просто боялся выходить в эфир. Тогда Зорге попросил заменить Бернхардта на кого-нибудь знакомого по Шанхаю, в первую очередь на Клаузена.

Тем не менее Виндту после Токио еще удалось побывать в Испании, где его следы теряются. Там он работал радио-инструктором Разведупра, причем вопрос о его командировке решался на самом высоком уровне. Об этом свидетельствуют записка Ворошилова Сталину о назначении военным советником в испанскую республиканскую армию В.Е. Горева и "для обеспечения связи" Виндта, и справка С.П. Урицкого о Виндте: "Родился в 1895 г. До революции был матросом германского военного флота. С 1918 г. член германской компартии. Работал радистом на судах германского торгового флота. С 1929 г. на радиоразведывательной работе в РККА. В течение двух лет осуществлял бесперебойную нелегальную связь Токио — Москва. В настоящее время радиоинструктор Разведывательного управления РККА".

Вскоре после прибытия Зорге в Токио, в конце 1933 года, радист Виндт познакомил его с журналистом Бранко Вукеличем, корреспондентом парижского журнала "Ла Вю" и белградской газеты "Политика" и агентом Коминтерна. Уже после прибытия в Японию Вукелич также стал корреспондентом агентства "Гавас".

Хорват Бруно Вукелич родился в Осиеке в 1904 году. Его отец Миливой был хорватом и служил в австро-венгерской армии, а мать Вилма была из семьи, имевшей немецкие или еврейские корни. В Загребе Бранко поступил в высшую школу, но был вынужден переехать в Париж из-за коммунистических убеждений и участие в движении за независимость Хорватии. Там Вукелич закончил Сорбоннский университет по специальности в области права и восстановил контакты с коммунистами. В 1932 году он вступает во французскую компартию, и в марте того же года некая "Ольга" привлекает его к работе на советскую военную разведку. Вообще-то псевдоним — вещь загадочная, но под кличкой "Ольга" во Франции работала скандально известная баронесса Лидия Сталь. Должно быть, за "блестящую" манеру Бранко присвоили псевдоним "Жиголо".

В феврале 1933 года Вукелич прибыл в Токио, а в конце года установил связь с Зорге. Поначалу Рихард не пришел в восторг от нового сотрудника. В письме Центру от 7 января 1934 года он писал: ""Жиголо", к сожалению, очень большая загвоздка. Он очень мягкий, слабосильный, интеллигентный, без какого-либо твердого стержня. Его единственное значение состоит в том, что мы его квартиру, которую мы ему достали, начинаем использовать как мастерскую. Так что он в будущем может быть для нас полезен лишь как хозяин резервной мастерской". Вукелич стал фотографом группы, переснимал документы на микропленку для дальнейшей передачи их в Центр. Сначала он общался непосредственно с Зорге, а потом — вероятно, с началом Второй мировой войны, когда немцу стало неприлично общаться с французом, посредником между ними сделался Мияги.

Брак между Бранко и его первой женой датчанкой Эдит Олсон, преподавательницей гимнастики, заключенный в 1930 году в Париже, был расторгнут из-за ряда скандалов, после чего он женился на своей японской переводчице Йошико Ямасаки. Зорге не одобрял, что этот брак был заключен без его ведома, но в конце концов выделил датской жене сумму денег, достаточную для ее отъезда в Европу. Он дал ей 5000 долларов из средств группы и еще тысячу долларов добавил от себя. И скорее Йошико стала его любовницей. Бурный роман продолжался три месяца. Вукелич ничего не подозревал, тем более что все ночи девушка проводила с ним. Зорге не думал о том риске, который возникнет, если Бранко узнает, что шеф наставляет ему рога. Японские власти установили, что кроме двух жен в разных частях света у него было по крайней мере сорок женщин, с которыми он поддерживал отношения только в одном Токио.

Эдит же покинула Японию очень вовремя — в сентябре 1941 года, как раз перед арестом группы Зорге.

У Бранко Вукелича были две обязанности: он был фотографом группы и, кроме того, собирал информацию. Именно он подготовил множество микрофильмов, тайно вывезенных из Японии. От своих коллег он очень многое узнавал о ситуации в Индокитае, равно как и о реакции Франции на оккупацию Японией ее владений. Иностранные корреспонденты охотно делились с Вукеличем новостями.

Зорге так охарактеризовал источники информации Вукелича в "Тюремных записках": "У Вукелича было две задачи. Одна касалась технической стороны нашей деятельности, другая заключалась в сборе информации.

Самым важным источником его сведений было информационное агентство "Домэй". По работе он бывал там каждый день и поэтому мог легко заполучить разнообразную информацию, как опубликованную, так и неопубликованную. Кроме того, он мог узнавать скрытые политические нюансы непосредственно в агентстве "Домой" и его отделах. Информация, получаемая оттуда, была чисто политической, а некоторая просто отражала политическую атмосферу. Поэтому в принципе важной информации оттуда не поступало, но она была значимой и интересной как дополнение к огромному количеству сведений, полученных моей группой по другим каналам. Это впечатление особенно укрепилось после докладов Вукелича об атмосфере и агентстве в связи со Второй мировой войной и настроениях, связанных с развязыванием войны Германии с СССР. Агентство "Домой" совершенно не было прогерманским, и такая позиция отражала чувства большинства японцев.