В житии Александра о том, что случилось потом, говорится так: «разгневался царь Батый на меньшего брата его Андрея и послал воеводу своего Неврюя разорить землю Суздальскую». Иначе говоря, попытка оказалась неудачной. Андрею Ярославичу пришлось бежать сначала к брату Ярославу в Переяславль, а затем, когда монголы докатились и туда, разорив город и убив множество людей (погибла и семья Ярослава), к тем самым шведам, которых его брат громил на Неве (Ярослав, бежавший с ним, дальше Ладоги не поехал), а монголы огненным вихрем прошлись по мятежным городам. Православные источники утверждают, что, если бы, мол, не Александр, все эти земли пришли бы в полное запустение: «…После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в дома их». Однако есть версия о том, что Александр сам попросил Батыя отправить «карательную экспедицию» (В.Н. Татищев в своей «Истории Российской», цитировал некий неназванный источник, говоривший, что «жаловася Александр на брата своего великого князя Андрея, яко сольстив хана, взя великое княжение под ним, яко старейшим, и грады отческие ему поймал, и выходы и тамги хану платит не сполна»). Более того, возможно, что под именем «Неврюя» фигурирует сам Невский – так могло звучать его прозвание по-монгольски. Во всяком случае, дополнительным аргументом в защиту данной гипотезы выглядит то, что этот загадочный Неврюй – полководец достаточно высокого ранга, чтобы командовать целым туменом («тьмой», как называли такое войско русичи; обычно около 10 тысяч всадников) – нигде и никогда больше не фигурирует. Ни до ни после. То есть возник из ниоткуда, пронесся по Руси и пропал, причем сведений о его гибели во время этого рейда или вскоре после него тоже нет. И это притом, что монголы часто воевали и любой воин, доросший до «туменбаши» (или в русском переложении «темник»), должен был упоминаться не однажды в хрониках покоренных земель. Новгородская же четвертая летопись называет Неврюя «царевичем», что тоже косвенно указывает на Александра – побратавшегося с Сартаком, сыном Батыя, а значит, приравненного к сыну хана.

Так или нет, но мечта Александра сесть на великокняжеский престол во Владимире сбылась. То, что занял он его не как наследник своего отца, не как избранник народа, а благодаря ярлыку на княжение от Батыя, князя если и огорчало, то не сильно.

И тут – точнее, в 1253 году – на новгородские земли снова вторглись крестоносцы. В Новгороде теперь княжил старший сын Александра Василий (впрочем, князем он являлся чисто номинально – вряд ли ему было более 13 лет). Немцы были отбиты, более того, разбиты еще раз уже на своей земле. Спустя три года снова появились некогда битые шведы, опираясь на заложенную еще в 1223 году датчанами крепость Нарва, и тоже были биты. Но за год до шведского вторжения и «ночного похода» новгородцы снова проявили свое свободолюбие – Василий Александрович был изгнан, а на княжение приглашен его дядя Ярослав Ярославич. Обычное, в общем-то, для Новгорода дело – и Александр, и его отец и уходили из города, и возвращались, так было и до них. Однако теперь, как написал об этом Н.И. Костомаров в своей книге «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», «Александр, чувствуя свое старейшинство и силу, готовый найти поддержку в Орде, поднял голову и иначе показал себя, что в особенности видно в его отношениях к Новгороду».

Александр заставил Новгород принять Василия обратно, а посадника Ананию, защитника прежних вольностей, заменить его ставленником Михалкой Степаничем. Причем поначалу Александр требовал выдать ему Ананию и лишь потом, поняв, что дело может кончиться кровью, умерил свои требования. Событие это означало крутой поворот в новгородской жизни. Костомаров писал об этом: «Не было еще примера, чтобы великий князь силою заставил принять только что изгнанного ими князя. Александр показал новгородцам, что над их судьбою есть внешняя сила, повыше их веча и их партий – сила власти старейшего князя всей Руси, поставленного волею могущественных иноземных завоевателей и владык русской земли. Правда, что Александр, вступивши в Новгород, обласкал новгородцев, заключил с ними мир на всей вольности новгородской, но в проявлении его могучей воли слышались уже предвестники дальнейшего наложения на Новгород великокняжеской руки».

Пока Александр ходил в поход в Финскую землю, умер Батый. В 1257 году монголы устроили перепись на Руси, чтобы упорядочить сбор дани. Во Владимирской, Муромской и Рязанской землях, по которым монголы уже прокатились огненным валом, перепись не встретила заметного сопротивления. Но в Новгороде, куда захватчики не дошли, она была сорвана – новгородцы не хотели платить дань тем, кто их не победил. Возглавляемые посадником Михалкой «большие люди» (бояре и богатые купцы) уговаривали горожан покориться. Но «меньшие» взбунтовались. Юный князь Василий либо отнесся с пониманием к чувствам новгородцев – либо оказался не способен им противостоять. Но ссориться с отцом не хотел и ушел (фактически сбежал) из Новгорода во Псков. Оставшийся без княжьей поддержки посадник был растерзан разбушевавшимися горожанами.

Великий князь Александр лично явился усмирять непокорных новгородцев. Но не один и не только со своей дружиной – в сопровождении ордынских «послов». От монголов город в тот раз отделался богатыми дарами. Разъяренный Александр отправил Василия в Суздаль (освободившийся «стол» достался младшему брату Василия – семилетнему Дмитрию). Новгородцам повезло меньше – бояр из числа тех, кто был заодно с «меньшими» и кто, по его мнению, сбил его сына с пути истинного, Александр жестоко наказал – как написано в летописи, «овому носа урезаша, а иному очи выимаша». О числе наказанных летопись умалчивает…

Н.И. Костомаров найденные им в летописях записи об этих событиях откомментировал словами: «Такова была награда, какую получили эти защитники новгородской независимости в угоду поработителям от того самого князя, который некогда так блистательно защищал независимость Новгорода от других врагов».

Вернувшись в 1259 году из своей третьей поездки в Орду, Александр снова наведался в Новгород и, угрожая татарским погромом (люди князя распустили слух, что к Новгороду идет монгольское войско), добился от новгородцев согласия на перепись и дань.

Об этом Костомаров писал: «С тех пор Новгород, хотя не видал после у себя татарских чиновников, но участвовал в платеже дани, доставляемой великими князьями хану от всей Руси». Костомаров оправдывал это тем, что «…Эта повинность удерживала Новгород в связи с прочими русскими землями…» Возможно. Но… неужели иначе Новгород стал бы немецким городом?

Чем же татары лучше немцев? Многие исследователи ссылаются на первую поездку князя в Орду и дальше в Монголию, где он, мол, мог лично убедиться в бесперспективности сопротивления монгольской мощи, а также в веротерпимости этих язычников – в отличие от западных христиан, они лишь порой грабили храмы, но не убивали только за принадлежность к православию – лишь за неподчинение.

Однако трудно воспринимать тех же шведских рыцарей или крестоносцев как серьезного противника, несущего угрозу «всея Руси». Да, Тевтонский орден против одного какого-то не слишком сильного княжества – серьезный противник. Однако били же их те же литовцы (причем результат оказался равнозначным отбрасыванию ордена почти к самому началу их завоеваний), не говоря уже о новгородцах и наследниках Невского. И неужели сотня рыцарей-немцев – главная сила ордена – страшнее монгольского тумена, всего лишь одного из многих? Немцы вторгались лишь на северные окраины Руси (литовские и польские князья имели от них куда больше проблем), монголы же разорили большую часть русских земель, тысячи людей были замучены или угнаны в рабство. Русь была отброшена в своем культурном и экономическом развитии едва ли не к началу распространения православия. Уже говорилось выше и о том, что, мол, Александр склонился перед ханом, потому что побить монголов не было никакой возможности. Но это тоже сильное преувеличение – пример литовских князей или того же Даниила Галицкого показывает, что бить кочевников было возможно.