Так просто… И так необычно. Юстас смотрел на нее, не в силах двинуться. Столь красивая, соблазнительная… С роскошной грудью, выступавшей над сверкающей вышивкой округлого выреза, как два спелых плода в роге изобилия. Юстас не мог оторвать взор от этих светлых полушарий, как не мог насмотреться на ее аквамариново-голубые глаза, яркие пухлые губки. Он не двигался, и Милдрэд тоже вынуждена была остаться на месте.

«Какой он все же неуклюжий, — с некоторой досадой подумала она. — И какой урод. Бедняга!»

Ибо на свету лицо принца ужаснуло ее. Но Милдрэд была доброй девушкой и сейчас видела только молодого человека, которым все пренебрегают. Да, он действительно неприятный и совсем не знает, как себя вести. И внезапно красавица Милдрэд, всегда любившая находиться в центре внимания, ощутила неудобство из-за того, что они с принцем застыли под перекрестным огнем множества взглядов.

Ей на помощь пришел отец, возникший подле пары в центре зала.

— Мой лорд! Моя дочь Милдрэд…

— Так это ваша дочь? — словно опомнился Юстас.

— Леди Милдрэд Гронвудская, наследница земель Гронвуда, Незерби, Тауэр-Вейк и иных моих владений. Прошу быть снисходительным к ее дерзости и позволить нам удалиться.

Присутствие Эдгара вернуло принцу самообладание, и он взглянул на Милдрэд совсем иными глазами. Это дочь Эдгара, друга монаршей семьи. Слишком громкое звание для сакса, однако родители Юстаса всегда благоволили к этому барону. Но они никогда не говорили Юстасу, что у сакса Эдгара такая дочь!

И он вдруг решился:

— Отчего умолкла музыка? Я бы хотел пройти еще круг в танце с леди Милдрэд.

Эдгару оставалось только отойти, когда его проказница дочь и неожиданно развеселившийся Юстас вновь стали рядом, и наблюдать со стороны, как Милдрэд на ходу подсказывает принцу фигуры. И Юстас слушается ее! Непримиримый, мрачный и нелюдимый Юстас! Невероятно!

Шеренга танцующих уже выстроилась за ними, музыканты наигрывали нежную плавную мелодию. Милдрэд понимала, что многие поражены случившимся, и ощущала свое торжество, будучи даже рада пококетничать у всех на глазах с человеком, который заведомо не значился среди ее женихов.

И все же порой при взгляде на Юстаса ее брала оторопь. Она старалась не приглядываться к его волдырям и гнойничкам, но этот тяжелый, словно неживой взгляд выдерживала с трудом. Бесспорно, с такой внешностью нелегко вызвать любовь подданных. Хорошо, что ей удалось развеселить его, тем более что принц оказался ловок в движениях и быстро перенимал фигуры танца.

Они переговаривались во время поворотов и сближений:

— Хорошо, что пол в зале не застелен тростником, а то бы мой шлейф вскоре совсем истрепался и стал тяжелым от приставшего мусора.

— А я бы запутался ногами в соломе и стал бы спотыкаться, — в тон ей отозвался Юстас.

Геривей Бритто со своего места смотрел на танцующего с саксонкой принца.

«Ну и дела! — отметил он про себя, даже подумал было предупредить Гуго, чтобы тот предостерег эту девочку. Но вспомнил, что она дочь грязного сакса, и плотнее сжал губы. — Пусть сама пожинает, что посеяла».

Опять играла музыка, дамы меняли кавалеров, все смеялись, наблюдая, как Юстас вынужден был в шеренге перейти к малышке Кло, а потом делать круг с чопорно поджимавшей губы Рогезой. Однако с этими дамами он танцевал не так уверенно, как с Милдрэд, которая просто окрыляла его.

Постепенно отцы Церкви стали расходиться на покой. В дальнем конце зала совсем расшумелись захмелевшие оруженосцы, слуги стали убирать со столов оставшиеся блюда и посуду. Пришло время удалиться и дамам. Заметив это, Милдрэд раскланялась с принцем и поспешила уйти. Юстас какой-то миг стоял на месте, глядя, как она удаляется, как скользит по ступеням ее алый сверкающий шлейф, как белокурая головка исчезает в проеме полукруглой арки. И принцу показалось, будто кто-то погасил для него солнце. Он сразу погрузился в привычную угрюмость, ссутулился, стал озираться, потом отыскал взглядом тамплиеров и направился к ним.

— Было обговорено, что я отправлюсь в вашу комтурию, — заявил он.

Комтур согласно склонился, но не преминул отметить, что и барон Эдгар с дочерью едут с ними. Какое-то время принц смотрел на него своими безжизненными глазами и вдруг улыбнулся.

— Сегодня благословенный день, — произнес он и направился к ожидавшему его распорядителю покоев.

Позже в разговоре с Эдгаром комтур отметил, что если бы Милдрэд так вовремя не отвлекла Юстаса, то с уже заключенным договором могли возникнуть проблемы.

Еще немного поговорив о предстоявшей дороге, мужчины тоже разошлись.

В Колчестер они прибыли уже в сумерках, к тому же в столь густом тумане, что путники едва различали дорогу. Из марева порой выплывали мокрые деревья, каменный крест у развилки, силуэты каких-то хибарок, откуда доносились кашель, вздохи и негромкие разговоры. Но вот впереди возникли мощные стены обители ордена, показался переброшенный через ров мост, замелькал свет факелов в руках стражей-воротников и заскрипели цепи опускаемого моста.

— Бог вам в помощь, братья! — приветствовали прибывших сержанты ордена.

— Помоги и вам Господь! — отвечали рыцари.

Проехав под полукруглой низкой аркой, всадники спешивались; в свете факелов фигуры тамплиеров в их белых плащах казались призрачными, даже жутковатыми из-за того, что рыцари-храмовники носили еще непривычные для Англии цилиндрические шлемы, полностью скрывавшие голову до плеч.

Принц тоже сошел с седла, при этом поглядел туда, где в зыбкой мгле светлым видением мелькнула фигурка леди Милдрэд. Кутаясь в пелерину из рысьего меха от вечерней сырости, сопровождаемая слугами с факелами, девушка прошла в сторону странноприимного дома при комтурии — в саму крепость храмовников женщины не допускались. Юстас видел, как она раздает милостыню потянувшимся к ней нищим — этот сброд всегда крутился подле домов ордена, ибо тут их регулярно подкармливали, — а потом поднимается по боковой лестнице на второй этаж и исчезает за дверью.

— Милорд, вы идете? — различил принц рядом голос Эдгара.

Юстас несколько смутился: не заметил ли барон, как он смотрит на его дочь? Поэтому быстро заговорил о другом:

— Я еще не привык к этим тяжелым закрытым шлемам. — Принц кивнул в сторону удалявшихся рыцарей-храмовников. — Они в них даже на людей не похожи. Как вообще можно что-то видеть с такой железной бочкой на голове?

— Вам бы следовало примерить один из этих шлемов, — усмехнулся Эдгар. — Ничто, что служило бы помехой в бою, не уживается в воинском облачении. А эти бочкообразные шлемы, несмотря на свою закрытость, оставляют свободный обзор и при этом куда лучше защищают голову.

Они миновали мощенный плитами двор и вошли под низкую арку.

Было слышно как со стороны церкви тамплиеров доносится стройный хор слаженных мужских голосов, певших «Аve»[37], словно в монастыре. Однако в отличие от монастыря тут были одни военные: они стояли на страже у каждого прохода, суровые и отрешенные, с начищенным оружием в руках.