Элли все время подшучивала над ним.

— Он воображает, будто похож на Дика Хеймса. А как ты думаешь?

— Я не знаю.

— Не будь он моим кузеном, мне, наверное, казалось бы, что в нем что-то есть. Но я слишком хорошо знаю его, — добавила она многозначительно и тут же крикнула из окна: — Рой! Спой, как Дик Хеймс. Не ломайся, Люси никогда не слышала тебя, Рой. Ну, изобрази Воэна Монро. Теперь ты больше всего похож на него — ты ведь у нас такой зрелый мужчина! Спой „Балерину“, Рой, ну спой „И вот я признаюсь вам вновь“. Ну, пожалуйста, Рой! Просим! Умоляем тебя на коленях.

Люси заливалась краской, а Рой корчил гримасу или говорил что-нибудь вроде: „Когда ты будешь себя вести, как полагается в твоем возрасте?“, „Элли, Элли, ну когда ты только повзрослеешь?“

Рою шел двадцать первый год. Она видела его то на Бродвее, когда он задумчиво брел, похлопывая себя по бедру альбомом для эскизов, то за стойкой Молочного Бара, где он сидел вечерами и крутил перед собой бутылку кока-колы, бренча кубиками льда, то в уикенды у Сауэрби, когда, раскинувшись в мягком кресле, он обсуждал свое будущее с дядей Джулианом. Он был на распутье — именно так Рой сказал однажды в субботу, и Люси услышала и запомнила это.

Кем он станет? Художником? Бизнесменом? А вдруг и правда махнет в Швецию? Или выкинет что-нибудь такое неожиданное, чего и представить нельзя? Как-то раз он при ней сказал дяде, что ему причитается не только армейское пособие, но и солдатские льготы на покупку дома. Так что, коли ему захочется, он может хоть сейчас купить дом и жить-поживать. Тут дядя Джулиан захохотал, а Рой сказал: „Фыркай сколько тебе вздумается, старина, но так оно и есть. Меня не заставишь на кого-то там вкалывать, если только я сам не захочу“.

— Куда это ты смотришь? — сказала Элли с кровати, где сидела, подшивая юбку.

Люси отпустила краешек занавески.

— Не на Роя, надеюсь, — добавила Элли.

— Да просто так, ни на что в особенности, — холодно ответила Люси.

— Потому что можешь не тратить на него времени, — сказала Элли, перекусывая нитку. — Знаешь, на кого он заглядывается?

— На кого?

— На Обезьянку Литтлфилд.

Неожиданно для Люси сердце ее сжалось.

— Роя сейчас интересует только с-е-к-с. Ну, и он себе выбрал правильную девочку, просто на все сто.

— Кого?

— Литтлфилд.

— Он что, гуляет с ней?

— Еще не знает, стоит ли снизойти. А может, только притворяется. Он мне говорит: „Она что, совсем ребенок или у нее голова уже варит? Мне не хочется даром терять время“. Я говорю: „Не беспокойся, Рой. Она не ребенок“. А он мне: „Что ты имеешь в виду?“ А я ему: „Знаю я, почему она тебе нравится, Рой“. А он возьми да и покрасней. Ясное дело, про нее все всё знают, а Рой делает вид, будто только сегодня родился.

Тут уж Люси постаралась показать, что кто-кто, а она в курсе дела.

Элли продолжала:

— Я и говорю ему: „Уж ее-то любят не за то, какой она там человек“. А он мне: „Ну вот об этом я и спрашивал тебя, Элли, что она за человек“. — „А ты лучше Билла Эллиота спроси про нее, Рой, если еще не спрашивал“. А он мне: „А я и не знал, что она с ним гуляла“. — „Было, да сплыло, Рой. Но теперь даже он ее ни капельки не уважает. Остальное пусть тебе подскажет воображение“. А он знаешь что мне сказал? „Иди играй со своими малявками, Элли“. Он рассказывает моему отцу все свои армейские подвиги по части секса, и папка ему разрешает, а я считаю — зря. Знаешь, над чем они хохочут там, внизу?

— Да нет, не знаю.

— Ну, они там часто хохочут. И как ты думаешь, что их веселит?

— Секс?

— Он только об этом и думает. Я имею в виду Роя, — добавила Элли.

К апрелю резинка солдатских носков Роя уже порядком растянулась и ослабла. Теперь каждый раз, когда девушкам приходилось переступать через его ноги („Извините, кузен, но, может, вы все-таки подвинетесь?“ — говорила Элинор), Люси видела между спустившимися носками и мятыми, полинявшими брюками бледную полоску его худых ног. Месяц начался удивительно жаркой, совсем летней неделей, которая пронеслась над всем Средним Западом и почти за одну ночь заставила расцвести форзицию в саду Сауэрби. Однажды Люси подошла к окну и увидела, что Рой стягивает рубашку через голову. И хотя Люси тут же повернулась к Элли, перерывавшей ящик в поисках шорт для Люси, его гладкое, округлое тело, перегнувшееся через открытый верх машины, стояло у нее перед глазами до самого вечера.

А перед маем Рой обзавелся фотоаппаратом, и стал скупать фотожурналы. Тогда-то он и заявился к Элинор и сказал, что ему нужно сделать несколько черно-белых этюдов на природе. Ему нужна девушка — позировать под деревом, которое он уже выбрал. Для этого может сойти и Элли.

Элли вспыхнула; у нее были темные блестящие волосы и карие глаза, которые временами становились дымчатыми. Когда она не сердилась, то казалась Люси не только самой хорошенькой, но и самой воспитанной и умной девушкой. Ей можно было дать девятнадцать или даже все двадцать, и она это прекрасно знала.

— Слышь, Рой, — сказала она, съезжая на южный говор, — чего бы тебе не позвать Обезьянку Литтлфилд? Для тебя она может согласиться сниматься и полуголой, не хуже Джейн Рассел, твоей любимой артистки.

— Слушай, — ответил он, скорчив гримасу, — я даже толком не знаком с этой Литтлфилд. И в жизни не видел кино с Джейн Рассел, ей-ей.

— Так я тебе и поверила. У вас в армии все стенки были обклеены ее карточками, а в кино ты ее не видел.

— Слушай, Элли, ты что, Скарлетт О’Хара из „Унесенных ветром“? Мне нужно сделать этюд. Так что отвечай: да или нет. Я не намерен торчать тут весь день.

Элли ответила, что подумает, а потом все же поднялась к себе и переоделась в новое белое платье, попутно рассказывая Люси, какие письма писал Рой из армии тете Элис. Сплошь об одном с-е-к-с-е. И это родителям!

Они поехали к реке. Люси отправилась „прокатиться с ними“. Так сформулировал Рой свое предложение, когда она заявила, что, пожалуй, пойдет домой: „Можете прокатиться с нами, если охота. Я ведь денег не спрашиваю“; разговаривая с ней, он не переставал накачивать недавно купленным маленьким насосом передние шины, которые, по его мнению, немного спустили.

Свою модель (а она была именно моделью, натурой, и он надеялся, Элли понимает, что это значит) Рой поставил под большим дубом возле старой пристани. Элли казалось, что она лучше выйдет в профиль, и она порывалась глядеть на Уиннисоу, но Рой хотел, чтобы она смотрела вверх, на дерево. Через каждые несколько кадров он подбегал к ней и оттягивал какую-нибудь ветку, чтобы тени падали в нужные места.

— Интересно бы узнать, — сказала Элли, — что он имеет в виду под нужными местами.

— Я говорю в техническом смысле, Элинор. И вообще помолчи.

— По нынешним временам сразу и не поймешь, что такое нужные места. Все зависит от того, что у тебя на уме.