Не знаю, сколько прошло времени, помню, что Тотоша поила меня чем-то горьким, ставила градусник. В одну из ночей я встала и по стенке добралась до туалета, выходя, увидела испуганных стариков в ночных пижамах. В их глазах стоял немой вопрос.

– Меня у вас нет… Вы не знаете, где я… Поклянитесь… – еле ворочая языком, прошептала я.

– От кого ты скрываешься, девочка? – по щекам Тотоши текли слёзы.

– От Серёжи… И ото всех… Поклянитесь! – меня била крупная дрожь.

– Клянёмся, клянёмся, – испуганно заверили они меня.

Наконец горячка прошла, но картина в спальне оставалась перед глазами. Легче умереть, чем вынести эту боль. Только далеко-далеко из подсознания еле-еле пробивалась мысль о чем-то беспомощном, чистом и нежном… Теперь ты не одна… в тебе малыш… Нужно жить и бороться. Но тут перед глазами снова возникала наша кровать, а на ней Серёжа и Рита, и снова захотелось выть и биться головой о стену. Потом сознание включилось полностью и напомнило мне, что учебный год начался, что родители ждут нас с мужем на свадьбу, что… Что я им скажу?! Я даже не позвонила им, что доехала нормально! Какой сегодня день? В спальне появились Кира Ниловна и Кир Нилович. Я села на кровати и спросила:

– Скажите, пожалуйста, сколько дней прошло?

– Сегодня вечер третьего дня… – ответила Тотоша.

– Мне показалось, что вечность… – Мои дорогие, простите меня за беспокойство, но кроме вас пойти было не к кому. Я готова рассказать, что случилось. Мне нужен ваш совет.

– Женя, может, позже? Ты очень слаба, краше в гроб кладут, – Кокоша сел рядом и взял мою руку. – Можешь ты позволить себе хоть пострадать спокойно, как не смешно это звучит. Ты звонила в последний раз, задыхаясь от счастья. Что могло произойти за две недели? В медовый месяц!

– Лимит на страдания исчерпан, Кир Нилович. Занятия уже начались… мои родные сходят с ума и ждут от меня звонка. Оля выходит замуж и тоже ждёт меня в гости… Я беременна… Серёжа мне изменил…

Сердце снова сжало так, что перехватило дыхание.

– Он приходил ко мне, спрашивал, не заходила ли ты к нам. На нём лица не было. Я впервые в жизни соврал! Что всё же произошло?

Я рассказала.

– Всё так банально, пошло. Мне невыносимо стыдно перед всеми, хочется провалиться сквозь землю и исчезнуть. Помогите мне это сделать, пожалуйста.

– Никогда больше не произноси это слово «банально» … Даже я, старик, не позволяю себе этого. Только Создатель может себе позволить заскучать, глядя веками на одно и то же, происходящее с людьми. Но у каждого из нас одна жизнь, и всё в ней неповторимо и вновь: и первая любовь, открывающая чувственный космос, и потери, трагедии, заставляющие заглянуть в бездну, даже скучнейшая, казалось, старость заставляет трепетать чувства перед неизведанным. Ты впервые проходишь путь потери. Страдания непереносимы, но жизнь сильнее их. Проходит время, и раны заживают. Хочу признаться тебе: я счастлив, что ты пришла к нам. У нас нет детей, и ты стала нам дочкой. Что я могу тебе предложить? Исчезнуть?! Я бы тоже не смог огорчить всех такой новостью, поэтому надо написать всем, придумав уважительную причину. Может быть, через месяц ты найдёшь силы для примирения?

– Я всегда буду помнить, даже если прощу! Прощу, когда увижу, и не прощу уже себя. Я так создана, я не позволю себе унизиться до такой степени, чтобы молить о возврате любви. Вы представляете, как ломиться в сердце, закрытое для тебя? Он не может уехать из Москвы – это сделаю я. Наша встреча исключена.

Мои глаза молили о помощи. Тотоша вышла, видимо за новой порцией успокоительного, а Кир Нилович вскочил, походил по спальне, сел в кресло и сказал:

– Здесь что-то не так… Я до сих пор не верю, что Серёжа способен на такое. Женя, не горячись! Время всё расставит на свои места.

– У меня нет времени! «Таково положение вещей на этот момент», – как говорят французы. Вот из этого положения я себя и вырву!

– Эта задача будет сложней: ведь ты не хочешь бросить учёбу? По себе знаю – спасает только полная загрузка.

–У вас тоже было подобное, Кир Нилович? Расскажите, пожалуйста.

Учитель как-то неловко заёрзал в кресле. О себе говорить ему явно не хотелось, но бежать от вопроса тоже было не в его характере. Взмахом руки он взъерошил седой нимб волос и, как всегда безупречно, разыграл в лицах сцены из прошлого: умница-красавица аспирантка, безумное притяжение, любовь, скромная свадьба. Только на короткое время его докторская, и её кандидатская диссертации покрылись пылью. Неустроенный быт – комнатка в общежитии, бедность. Сманил её военный красавец на Дальний Восток.

– А через год я защитился, получил кафедру и квартиру. Она чуть-чуть не дождалась. «Любовный крест тяжёл – и мы его не тронем. Вчерашний день прошёл, и мы его схороним».

– Хотелось удержать, упасть на колени? «Любовь не знает гордости», считал Ремарк. Меня мучает именно это.

– «Упавших на колени не замечает даже Бог». Я не упал, хотя Тагора ещё не читал.

– Но гордыня грех! Где милосердие христианской морали?

– «Не возведи себе кумира» тоже заповедь. Парадокс. Ты потрясена? Впервые ударилась об этот столб? Жизнь состоит из сплошных парадоксов, поверь мне на слово. Мир и человека, как часть его, разрывают противоречия. Такая вот диалектика.

– Никогда не думала… Где эта Дама, и где я… Утешили, Кир Нилович: мир и я страдаем одинаково!

Тотоша принесла и снова заставила выпить горькую настойку. Я прислушалась к себе. Вздох облегчения сменился новым приступом невыносимой тоски. Дурочка, я сама себе выдумала кумира, отдала себя ему без остатка, поэтому без него мне нечем больше жить.

– Женечка, не кори себя. Ты взлетела и упала, но желание любви неистребимо. И снова хочется в рай, где ожидает ад… Все проходят через эти муки…

– Чтобы хоть на миг растворяемся в бесконечном, неземном блаженстве… – я с трудом вздохнула.

– Этот миг стоит твоих адских мук?

– Стоит! – твёрдо ответила ему Тотоша, присев на мою кровать и погладив меня по руке.

Я вдруг почувствовала себя победившей тьму богиней, а в глазах учителя мелькнула горькая усмешка.

– Кира, иди накрывать на стол, пора Жене подкрепиться.

Тотоша чмокнула меня в щёку и снова ушла на кухню. Я смущённо спросила:

– Кир Нилович, вы больше не встретили любовь? Такую же…

– Женечка, любовь всегда одна и та же, меняются только её объекты. Моя любовь возродилась во мне, светлая и нежная, трепетная и доверчивая.

– Почему объект не рядом? – мы улыбнулись одновременно.

– Мне стыдно признаться на склоне лет, что меня смогла полюбить сама юность. Она, как нежная роза в моём тайном саду. Я сам долго не мог поверить в её чувство, но любовь проверена временем. Она много лет лечится от бесплодия, позади две операции. И всё ради того, чтобы подарить мне детей. Без этого замуж за меня не идёт, как я ни уговаривал. Наивное дитя однажды сватало мне плодовитую подружку. Мы даже разошлись, настолько я был оскорблён. Однако врозь не продержались и двух дней. Она не умеет ругаться, дуться, капризничать, притворяться. В этом году врачи обещают положительный результат, она переедет в наш с Кирой дом. Я столько мучился сомнениями, смею ли я в мои годы…