Тем не менее стоит обратить внимание на то, как крестоносцы оправдывали военные действия против греков — своих собратьев по вере. Уже в 1203 г., когда поход сбился с пути, раздавались голоса рыцарей, которые ратовали за то, чтобы завоевать Византию. Высказываемые ими доводы передает участник событий хронист Робер де Клари: империя «не подвластна Святому Престолу», а император Константинополя «узурпировал трон, свергнув своего брата и ослепив его». Рассуждая таким образом, крестоносцы исходили из уже известных нам критериев справедливой войны, разработанных в теологии и каноническом праве. Один из их аргументов, как видим, заключался в том, что политические события, произошедшие в Константинополе, суть грех; усмотрев в этом злодеянии справедливое основание (causa justa) для решительных действий, латиняне считали себя вправе наказать греков, притом что оборонительный характер войны вовсе не был очевиден. По словам Робера де Клари, во время вторичного штурма Константинополя в апреле 1204 г. латинские священники «разъясняли пилигримам, что битва является законной, ибо греки — предатели и убийцы, и им чужда верность, ведь они убили своего законного сеньора, и они хуже евреев».[67] Другой довод в пользу штурма заключался в том, что, по мнению крестоносцев, греки если и не еретики, то схизматики, не подчиняющиеся Апостольскому Престолу, а значит, «враги Господа» (вспомним, что борьбу с вероотступниками Третий Латеранский собор приравнял к войне против неверных в Святой Земле). Вот как участник событий Жоффруа де Виллардуэн передает слова священника, обращающегося к рыцарям: «Война с ними (греками — С. Л.) будет правильной и справедливой, и если вы намереваетесь землю сию завоевать и подчинить Риму, то будет вам от наместника апостола прощение…».[68] Действительно, всем участникам штурма было обещано отпущение грехов, а перед битвой воины исповедались и причащались. Так, опираясь на привычные представления о справедливой войне, крестоносцы пытались оправдать свои действия, хотя в теории решение о войне мог принять только папа. В крестовом походе 1202–1204 гг. рыцари преступили границы своей власти, и уже потому папа был отнюдь не на их стороне. Особенно его возмутило то обстоятельство, что священники освободили участвовавших во взятии Константинополя воинов от обета крестоносца и обязательств продолжить путь к Иерусалиму. Тем не менее теперь ему оставалось признать существующее положение дел. После взятия столицы на территории Византийской империи были образованы латинские государства точно так же, как это в свое время было сделано в Палестине после Первого крестового похода. Самым обширным из них стала Латинская империя, от которой зависели другие владения франков и венецианцев. На оставшихся не завоеванными крестоносцами византийских землях были созданы греческие государства, сильнейшим из которых стала Никейская империя. После всех этих изменений открывается и совершенно новое направление крестоносной деятельности: походы против греческих государств в защиту Латинской империи и других франкских владений, границы которых атакуют то болгары, то греки. Сам же папа Иннокентий III, вначале резко осудивший разгром Константинополя, затем стал поддерживать походы против византийцев, полагая, что крестовый поход в «Романию» (так в латинской Европе называли Византию) может быть промежуточным этапом на пути крестоносцев в Святую Землю. Понтифик также считал, что эти крестоносные экспедиции помогут привести византийцев к послушанию и подчинению Святому Престолу, что было частью давнишнего проекта папства, стремившегося к абсолютной гегемонии в средневековой Европе. В дальнейшем римские папы — Гонорий III, Григорий IX и др. — будут вербовать для походов против греков новых воинов и точно так же жаловать им духовные и светские привилегии и отпускать им грехи, как это было во время походов на Восток. Вот так парадоксальным образом военные походы против единоверцев были приравнены к крестовым походам в Святую Землю.

1.2. Альбигойские крестовые походы

Весьма красноречивым примером того, как в XIII в. понтифики, на этот раз уже планомерно и сознательно, использовали крестовый поход в качестве инструмента для борьбы с врагами внутри Церкви — является война папства против альбигойской ереси (центр движения — г. Альби) — ереси катаров, идеями которых были захвачены практически все слои общества цветущих городов Лангедока: рыцари, купцы и правители региона, в том числе граф Тулузы Раймунд VI, правнук Раймунда Сен-Жильского, героя Первого крестового похода. В 1207–1208 гг. Иннокентий III направил своих прелатов в южную Францию проповедовать крестовый поход против альбигойцев. После того как папский легат Пьер Кастельно, посланный в Прованс привести еретиков к повиновению, был убит альбигойцами, папа ужесточил меры борьбы против еретиков. В своем письме Филиппу II Августу он живописал ужасы ереси и призывал французского короля защитить христианство. Иннокентий III считал, что избавиться от ереси можно только радикальным способом, подобным тому, «каким доктор ножом отрезает рану», т. е. начать против них военные действия. С точки зрения папы, еретики были такими же врагами Церкви, как мусульмане, ибо они представляли угрозу христианству, единству западнохристианского мира и тем самым Святой Земле. Считалось, что борьба против схизматиков и еретиков ведется ради сохранения единства христианской Церкви. Тем, кто выступит против альбигойцев, папа Иннокентий III обещал не только привилегии крестоносцев, но и земли, которые участники будущего похода захватят у еретиков, тем самым узаконив «право наделения трофеями» рьяных католиков. Прельщенные этими обещаниями, многие французские рыцари охотно присоединились к войску под главенством графа Симона IV де Монфора. В 1209 г. крестоносцы взяли сначала Безье, затем Каркассон. Военные экспедиции сопровождались разрушением крепостей Лангедока и жестокой расправой с еретиками. Именно во время осады Безье предположительно папским легатом Арнольдом Амальриком была произнесена ставшая крылатой фраза: «Убивайте всех, Господь распознает своих!» В решающей битве при Мюре в 1213 г. крестоносцы победили объединенную армию крупнейшего феодала Лангедока Раймунда VI Тулузского, но конфликты между папством и альбигойцами продолжались вплоть до середины 20-х гг. XIII в., так как сопротивление еретиков не прекращалось, и потому все новые рыцари привлекались для крестовых походов против этих «врагов Церкви». Примечательно, что участие в таких экспедициях рассматривалось как некий род военной службы, срок которой ограничивался 40 днями. Борьбу против еретиков папство рассматривало как войну оборонительную и в качестве таковой оправдывало ее, считая угрозу еретиков «справедливым основанием» (causa justa) военных действий. К тому же стратегия действий относительно еретиков была обоснована на Четвертом Латеранском соборе 1215 г., где был принят канон «Excommunicamus» («Отлучаем»), согласно которому еретиков следует отлучать от Церкви и предавать светскому суду, а их имущество изымать. Это постановление обязывало светских государей под страхом апостольского проклятия очищать свои земли от еретиков. Если мирской правитель находился под отлучением более года, то папа освобождал его вассалов от клятвы верности сюзерену и разрешал ортодоксальным христианам захватывать его земли и освобождать их от вероотступников. Кроме того, рьяные католики, выступавшие агентами папской власти, наделялись теми же привилегиями, что и идущие в Святую Землю крестоносцы.[69] Именно такие привилегии и получили на основании канона «Excommunicamus» участники альбигойских крестовых походов. И на том же соборе в силу названного постановления Симон IV де Монфор был объявлен собственником отвоеванных у южно-французских феодалов-еретиков владений, что дало ему возможность существенно округлить свою вотчину. Не только крупные сеньоры, но и государи извлекли из войн против альбигойских еретиков практическую пользу: так, Людовик VIII в результате похода 1226 г., в котором он сам возглавил крестоносное войско, присоединил к французской короне часть земель Лангедока.