Леший присел на корточки, разгреб стекло, поднял окурок, рассмотрел.

— Это не бомжи… Пиво «Тинькоф», сигареты «Данхилл».

— А кто тогда?

В голосе Пыльченко — обида. Нарушены границы его владений, нанесено личное оскорбление.

Палец ко всему относится всерьез. Учитывая, что его «всё» — это подземная диггерская Москва, выходит, что Палец серьезно относится к своей работе. И больше ни к чему. Вообще, никак и никаким боком. Даже ест как-то механически, будто хлеборезка работает. Родители, семья, друзья, подруги — их вроде бы и не существует вовсе (возможно, так оно и есть). Посторонние увлечения отсутствуют. При этом Пальцу всего двадцать четыре. Диггерством «заболел» подростком, в одиночку прошел всю Неглинку, Тверской водовод, каменоломни под Китай-городом — в общем, исходил порядком. Когда в 2003-м стали перегораживать коллекторы и залазы, московское диггерство возопило, подрывали решетки толом, партизанщина началась. Продлилась она недолго, силы были слишком неравны. Только в «полицаи», как именуют нынче в «Козероге» бойцов подразделения «Тоннель», идти никто не хотел. А Палец пришел сразу. Для него главное — в «минусе» быть. Как и с кем, неважно. Такая вот упертая, неразборчивая даже, преданность любимому делу. Леший, который до сих пор сомневался, правильно ли он поступил, сменив «натовку» свободного диггера на форменный комбез, смотрел на него и как бы сил набирался. Ну, чтобы не плюнуть на все, продолжать службу. На это нужны были силы. Немалые.

— Не знаю, — сказал Леший. — Может, «знающие» нарисовались. Только «знающие» не свинячат на маршруте. Да и не слыхать о них давно.

— Повывелись, — поддакнул Зарембо.

— Ты их повывел, могучий Рембо, — сказал Рудин.

— Пошли дальше, — сказал Леший. — Там решетка, увидим, что и как.

Еще сорок метров. Рядом со стальной решеткой на выходе в коллектор — еще россыпь свежих окурков. Восемь штук. Долго же они тут пыхтели…

Леший наклонился, осветил фонарем поперечные прутья. Так и есть: рядом с левой и правой стенкой несколько коротких неглубоких царапин. Пилка вообще никаких следов не оставляет, значит — «болгаркой» пробовали. Вообще-то «болгарка» на аккумуляторах — инструмент недешевый, профессиональный. Специфический инструмент. Зеленая пацанва, считающая себя последними из московских диггеров, такими не пользуется. Им-то и на «налобник» приличный не хватает — мама денег не дает. С другой стороны, никто из «знающих» не пришел бы сюда даже с алмазной пилой, потому что пустая трата времени.

Тогда кто же?

— Диггеры, — сказал Пыльченко, высвечивая фонарем верхнюю часть проема над решеткой. — Смотрите, эти недоделки метки свои оставили.

Над самым входом, точно по центру, окурком был нарисован кружок с высеченным косым сектором — круглая плачущая рожица. Рядом красовалась белая клякса. Жвачка. Еще свежая, не схватившаяся. Такая же метка была у покойного Хоря.

* * *

Исправительная колония строгого режима ИК-10/6. Череповецкая область.

Магомед «заехал» на зону торжественно, как «коронованный» вор.[15]Тогда Смотрящим был Бородач — низенький жилистый уголовник средних лет с выступающей нижней челюстью и холодным взглядом людоеда. Бородач твердо держался славянской линии, «пиковых»[16]не признавал, но накануне получил «малевку»[17]и, скрежеща зубами, приказал готовить торжественную встречу. Магомеда приняли как дорогого гостя: накрыли хороший стол, мало уступающий «полянам», накрываемым на воле, отвели почетное спальное место в отряде, прикрепили двух «торпед»[18]и «шестерку»,[19]устроили библиотекарем с собственной «биндежкой»[20]и двумя помощниками, которые и выполняли всю работу.

Магомед быстро освоился, набрал вес, вокруг него сгруппировались зеки из кавказских республик, да и среди части славян он был в почете, так что вскоре новичок обзавелся большой «пристяжью», «торпедами», «шестерками»… Когда через полтора года Бородач «откинулся»,[21]Магомед попытался взять зону под себя. Не вышло: Смотрящим стал Савва Питерский, хотя по-существу в десятой зоне воцарилось двоевластие. Если какой-то острый вопрос Савва решал по-одному, то заинтересованные лица могли пойти к Магомеду, и тот решал по-другому. Такой раскол обычно приводит к войне, но ни Питерскому, ни Магомеду она была не нужна. Они соблюдали паритет интересов — у каждого была своя часть зоновской территории, свои доверенные люди, свой штаб, свои друзья.

Магомед дружил с Русланом, Черкесом, Поляком, Адамом и Кудлатым, а потом неожиданно приблизил к себе Тарзана. Это всех удивило: ну чего он в нем такого нашел? Ну да, Тарзан — парень духовитый, отчаянный: метр росту, два метра смелости и метров десять гонору. Никогда не знаешь, что выкинет в следующий момент. Рассказывает Тарзан тоже интересно: как полмира объездил с гастролями, как дрался с черными и желтыми, как сидел в разных странах, какие бабы у него были, ну и все такое. И шпионов он якобы ловил, и клады в московских подземельях искал, и чуть ли не с самим президентом за руку здоровался. Гнал, конечно, карлик, но слушать интересно. Очень убедительно гнал. Магомед слушал его и смеялся попервоначалу, как и все остальные. А потом смеяться перестал. Иногда сам просил рассказать что-нибудь, интересовался, даже вопросы задавал.

— Я вышел — в красном комбинезоне, золотом шлеме, раскланялся, по лестнице в пушку залез, сижу, жду, считаю: раз, два, три… — азартно рассказывал карлик. — Знаю, что на десятке грохнет… Мускулы напряг, как железо, и тут ба-бах! Полетел и чувствую — чересчур сильно долбануло, видно, пороху положили слишком много… И точно — взлетаю, пробиваю брезентовую крышу и лечу в небо! Прямо в облако попал, вся рожа в пене облачной, ничего не вижу…

Слушатели гогочут.

— Га-га-га! — схватился за живот Ляхва. — И чего? На Луну улетел?

— Гля, как гонит! — хлопает себя по коленям Угол. — Как же ты не разбился?

Но Тарзан рассказывал Магомеду, который сидел рядом, опершись плечом о стену. На остальных он не обращал никакого внимания.

А вот Магомед — обращал.

— Кончай базар, сказал! — гаркнул он в конце концов, развернув к собравшимся хищный анфас, на котором буквой «Т» выделялись густые, сросшиеся в линию брови и крупный длинный нос.