– У мясника их держат в тесных загонах, да еще собаки кусают, – говорил он. – Живого места не остается. Если овцу по нескольку дней не кормить, она, естественно, спадет с тела.

Сейчас он что-то бормотал над бараньей ногой и вертел ее то так, то эдак на тарелке.

– Когда эта овечка была жива, – сказал он мне, – она так же любила покушать, как и я. Садись, поешь.

После завтрака я ходил за ним следом, пока не прозвенел колокольчик, возвестивший о начале состязаний.

– Пошли, нам пора, – сказал отец, резко оборвав разговор со своим знакомым. – Увидимся позже, Том. – Он махнул собеседнику рукой, потом взял меня за руку и повел к Питеру Финли, который как раз выстраивал мальчиков в ровную шеренгу.

– Назад, – повторял Питер, размахивая вытянутыми руками и расхаживая перед ними. – Не толкайтесь. Встаньте пошире. Вот так лучше. Не торопитесь, в этом нет нужды. Мы дадим вам знать, когда можно начинать. Отойдите еще немного назад…

– Вот вам еще один в шеренгу, – сказал отец, подтолкнув меня вперед.

Питер обернулся.

– А! – воскликнул он, глядя на меня сверху вниз и весело улыбаясь. – А он не заартачится?

– Нет, он готов бежать, едва ли не на дыбы встает, – сказал отец.

Питер посмотрел на путь, по которому мы должны были бежать, и сказал:

– Поставь его вон у того кустика, Билл. Дадим ему фору. – Он погладил меня по голове. – Ну давай, покажи своему старику, на что ты способен!

Я с интересом наблюдал за всей этой суматохой перед началом состязаний, из которых я должен был выйти победителем. Мальчики подпрыгивали на старте или наклонялись вперед, касаясь пальцами земли. Отец сказал, что мне не нужно так делать. Я следовал за ним, и мы прошли между зрителями, выстроившимися в две шеренги по обе стороны дорожки, по которой надо было бежать. Там стояли все, кого я знал, и улыбались. Среди них я увидел миссис Картер; когда-то она дала мне леденец. Теперь она помахала мне рукой.

– Беги быстро, Алан, – крикнула она.

– Вставай сюда, – сказал отец.

Он остановился и, нагнувшись, снял с меня башмаки. Трава под босыми ногами была такой приятной и упругой, что мне захотелось по ней попрыгать.

– Стой смирно, – велел отец. – Гарцующая лошадь никогда ничего не выигрывает. Стой спокойно и смотри на ленточку.

Он указал туда, где в самом конце дорожки стояли двое мужчин с натянутой поперек ленточкой. Мне показалось, что это очень далеко, но я хотел успокоить отца.

– Я туда в два счета доберусь.

– Послушай, Алан. – Отец присел на корточки и наклонил голову к моей. – Не забудь, что я тебе говорил. Когда услышишь хлопок выстрела, беги прямо к ленточке. И не оглядывайся. Как только раздастся хлопок, сразу беги. Беги быстро, как делаешь это дома. Я буду стоять там, с теми людьми. Ну все, я пошел. Главное, не своди глаз с ленточки и не оглядывайся.

– Мне ведь дадут приз, когда я выиграю? – спросил я.

– Да, – ответил он. – А теперь приготовься. Выстрел раздастся через минуту.

Он, пятясь, отошел. Мне не нравилось, что он уходит. Когда его не было рядом, нужно было так много всего удержать в голове.

– Готовься! – вдруг крикнул он мне, стоя впереди столпившихся зрителей.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, почему не стреляют из пистолета. Все мальчики стояли, выстроившись в одну линию. Мне было грустно стоять совсем одному, и я бы хотел оказаться среди них. Потом грянул выстрел, и все побежали. Меня поразило, как быстро они бегут. Соревнуясь между собой, они все время оглядывались, но мне не с кем было соревноваться. Нельзя же состязаться в беге, если рядом с тобой никто не бежит.

– Беги! Беги! Беги! – кричал отец.

Теперь они все окружили меня, и пора было вступать в состязание, но они меня не ждали, и я в отчаянии бросился за ними, испытывая злость и легкую растерянность. Когда я добежал до финиша, ленту уже опустили. Я остановился и расплакался. Отец подбежал ко мне и схватил меня.

– Пропади все пропадом! – раздраженно воскликнул он. – Ты чего не побежал, когда раздался выстрел? Опять ты оглянулся и стал ждать остальных.

– Я должен был подождать их, чтобы соревноваться с ними, – всхлипывал я. – Я не люблю выигрывать забеги в одиночестве.

– Ладно, не плачь, – сказал он, – мы еще сделаем из тебя бегуна.

Но все это было год назад.

Возможно, сейчас он тоже вспоминал прошлогоднюю историю, пока крутил колесо брички, а я сидел в коляске с укутанными пледом ногами и наблюдал за ним.

– В этот раз ты не сможешь бежать, – наконец сказал он, – но я хочу, чтобы ты смотрел, как бегут остальные. Встань у ленты. Беги вместе с ними, пока наблюдаешь за ними. Когда первый из мальчишек пересечет финишную черту, ты пересечешь ее вместе с ним.

– Но как, папа? – удивился я, не понимая, что он имеет в виду.

– В своих мыслях, – сказал отец.

Я обдумывал его слова, пока он ходил в сарай за банкой колесной смазки. Вернувшись, он поставил банку на землю около брички, вытер руки тряпкой и сказал:

– Была у меня когда-то черная сука-полукровка кенгуровой породы. Бегала, как бешеная. Могла идти нога в ногу с любой ланью, а за сто ярдов могла поймать и старого самца кенгуру. Она, бывало, вспугнет стадо, наметит цель и завалит, целясь в основание хвоста, пока тот в воздухе. Никогда не метила в плечо, как другие собаки. Но никогда не промахивалась. Лучше собаки у меня никогда не было. Однажды мне предложили продать ее за пять фунтов.

– Почему же ты ее не продал, папа? – спросил я.

– Ну, понимаешь, я ее щенком взял, сам вырастил. Назвал ее Бесси.

– Мне бы хотелось, чтобы она и сейчас была у нас, папа, – сказал я.

– Да, мне тоже, но она наскочила на кол и пропорола плечо. Потом там какая-то жуткая шишка образовалась. После этого пользы от нее уже не было никакой, но я все равно брал ее с собой на охоту. Она лаяла, а другие собаки бегали. Никогда не видел, чтобы собака на охоте входила в такой раж. Причем сама преследовать не бросалась. Помню, загоняли мы как-то старого самца кенгуру. Прижали его к дереву, и когда Бриндл – был у меня такой пес, тоже кенгуровой породы, – когда Бриндл пошел на него, кенгуру разодрал ему всю спину, от плеча до бока, и тут Бесси как взвоет! Черт подери! Никогда не видел, чтобы собака так увлекалась драками и погоней. Но выражала она это только лаем.

– Мне нравится, как ты про нее рассказываешь, папа, – сказал я. Мне не терпелось послушать еще.

– Так вот, ты должен поступать, как она. Бороться, и бежать, и соревноваться, и скакать верхом, и кричать благим матом, пока наблюдаешь за другими. Забудь о своих ногах. Считай, что с этой минуты я о них забыл.

Каждое утро дети, которые жили дальше по нашей дороге, заходили к нам домой и на коляске отвозили меня в школу. Им нравилось это делать, потому что каждый по очереди мог прокатиться со мной в коляске.