Едва я вошел в кабинет, зазвонил телефон. Я перегнулся через стол, взял трубку и сказал:

– Слушаю.

– Мистер Марло?

– Да, Марло.

– Я звоню из дома миссис Грейл. Миссис Льюин Локридж Грейл. Она ждет вас сюда, когда вам будет удобно.

– Куда именно?

– Бэй-Сити, Астер-драйв, восемьсот шестьдесят два. Можно передать ей, что вы будете через час?

– Вы мистер Грейл?

– Что вы, сэр. Я дворецкий.

– Услышите звонок в дверь, значит это я.

Океан находился рядом, близость его ощущалась в воздухе, хотя воды от дома не было видно. В этом месте на Астер-драйв длинный плавный поворот, по одну сторону стоят обыкновенные уютные домики, по другую, между дорогой и каньоном, – громадные глухие поместья с двенадцатифутовыми стенами, коваными воротами и декоративными изгородями; за ними, если удастся попасть туда, – совершенно особый солнечный свет, приглушенный, доставляемый в звуконепроницаемых контейнерах, предназначенных только для высших классов.

В полуоткрытых воротах стоял человек, на нем были темно-синяя гимнастерка, бриджи и блестящие черные краги. Смуглый симпатичный парень с широкими плечами, блестящими черными волосами, козырек щеголеватой кепки отбрасывал на глаза мягкую тень. В уголке рта торчала сигарета; он склонил голову чуть набок, словно для того, чтобы дым не попадал в ноздри. Одна его рука была в гладкой черной перчатке. На безымянном пальце другой руки сверкал массивный перстень.

Номера дома не было видно, но это должен был быть 862. Я остановил машину, выглянул и спросил парня. Ответил парень не сразу. Ему сперва понадобилось разглядеть меня. И мою машину. Он направился ко мне, небрежно потрагивая голой рукой на ходу набедренный карман. Эта небрежность должна была произвести на меня впечатление.

Остановясь в двух футах от машины, парень снова оглядел меня.

– Ищу дом Грейла, – сказал я.

– Вот он. Там никого нет.

– Меня ждут.

Парень кивнул. Глаза его водянисто блеснули.

– Фамилия?

– Марло.

– Ждите здесь.

Он неторопливо подошел к воротам, отпер железную дверцу, вделанную в одну из массивных стоек. Там был телефон. Что-то отрывисто сказал в трубку, захлопнул дверцу и вернулся ко мне.

– Документы есть?

Я указал на лицензию под ветровым стеклом.

– Это ничего не доказывает, – сказал парень. – Откуда мне знать, что машина ваша?

Я вынул ключ зажигания, распахнул дверцу и вылез. Расстояние между нами было около фута. От парня шел приятный запах. По крайней мере, виски «Хейг энд Хейг».

– Опять лазил в буфет, – сказал я.

Парень улыбнулся и смерил меня взглядом. Я сказал:

– Давай я позвоню дворецкому, он узнает мой голос. Будет этого достаточно, чтобы пройти, или придется въехать на тебе верхом?

– Я же работаю здесь, – примирительно сказал он. – Если бы не… – И, умолкнув на полуслове, снова заулыбался.

– Славный ты малый, – сказал я и похлопал его по плечу. – В Дартмуте сидел или в Даннеморе?

– Господи! – ответил он. – Чего ж сразу не сказали, что вы из полиции?

Мы оба усмехнулись, он махнул рукой, и я вошел в полуоткрытые ворота. Подъездная дорожка делала поворот, высокая темно-зеленая живая изгородь полностью закрывала ее от взглядов с улицы и от дома. За зеленой калиткой я увидел садовника-японца, пропалывавшего большой газон. Он вытаскивал из земли сорняк, усмехаясь при этом, как все садовники-японцы. Потом высокая изгородь сомкнулась опять, и, пройдя футов сто, я уже ничего не мог увидеть. Окончилась она у широкого круга, где стояло полдюжины машин. Там был маленький двухместный автомобиль. Пара очень изящных двухцветных «бьюиков» последней модели, вполне пригодных, чтобы ездить за почтой. Черный лимузин с тусклыми никелированными решетками и блестящими колпаками величиной с велосипедные колеса. Длинный спортивный фаэтон с опущенным верхом. Короткая, очень широкая бетонная дорожка вела к боковому входу дома.

В углублении слева от стоянки находился сад с фонтанами на каждом углу. Вход туда был закрыт коваными воротами с летящим купидоном посередине. Там были бюсты на легких колоннах и каменная скамья с грифонами по бокам. Длинный пруд с каменными лилиями, на одном из листьев сидела большая каменная лягушка. Окаймленная розовыми кустами дорожка вела от пруда к чему-то похожему на алтарь, окруженному с обеих сторон кустами, но не полностью, а так, чтобы солнце падало на орнамент ступеней алтаря. А дальше тянулся дикий сад, не очень большой, с солнечными часами возле угла стены, сложенной под развалины. И цветы. Не меньше миллиона цветов.

Дом был не таким уж большим. Поменьше Букингемского дворца, мрачноватый для Калифорнии, по количеству окон он, видимо, уступал небоскребу фирмы «Крайслер».

Подойдя к боковому входу, я нажал кнопку звонка, и где-то внутри колокольчики зазвонили гулко, мелодично, как церковные колокола.

Человек в полосатом жилете с золочеными пуговицами открыл дверь, поклонился и взял у меня шляпу. Стоящий позади него в полумраке другой, одетый в черный пиджак и отутюженные полосатые брюки, с накрахмаленным воротничком и серым галстуком в полоску, чуть наклонил седую голову и сказал:

– Мистер Марло? Сюда, пожалуйста…

Мы пошли по коридору. Очень тихому. Пол был устлан восточными коврами, на стенах висели картины. Там не жужжало ни единой мухи. Свернули в другой коридор. Сквозь застекленную дверь вдали виднелось мерцание голубой воды, и я почти с изумлением вспомнил, что рядом Тихий океан и дом стоит на кромке одного из каньонов.

Дворецкий подступил к двери, распахнул ее, отступил в сторону, и я вошел. Комната была уютной, с большими мягкими диванами и удобными креслами, обитыми светло-желтой кожей, они стояли возле камина, перед ним на блестящем, но не скользком полу лежал коврик, тонкий, словно шелк, и старый, как тетушка Эзопа. В углу красовался букет цветов, еще один стоял на маленьком столике, стены были оклеены тускло раскрашенным пергаментом. Комфорт, простор, уют, немного модерна и немного старины. Трое людей, внезапно замолчав, смотрели, как я приближаюсь к ним.

Одной из них была Анна Риордан, она ничуть не изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, только теперь в руке у нее был стакан с янтарной жидкостью. Другим был высокий, худощавый мужчина с печальным, нездорово-желтого цвета лицом, крепким подбородком и глубоко запавшими глазами. Для своих шестидесяти с лишним лет он выглядел неважно. Сидел в темном деловом костюме, с красной гвоздикой в петлице, и казался подавленным.

Третьей была та самая блондинка. К приему гостей она надела светлое платье зеленовато-голубого оттенка. Одежда мало что могла о ней сказать. Нарядами ее занимался модельер, явно не из худших. Цвет платья был подобран так, чтобы она выглядела очень юной, а синие глаза казались небесно-голубыми. Волосы ее золотились, как на полотнах старых мастеров, прическа была изысканной, но не слишком. Все тело ее состояло из округлостей, улучшить их не сумел бы ни один художник. Платье было довольно простым, но с бриллиантовой застежкой у горла. Руки – не маленькими, однако изящными, ногти покрывал обычный красный лак почти ядовитого оттенка. Она одарила меня улыбкой. Казалось, что улыбается она охотно, думает же, судя по взгляду, неторопливо и основательно. Рот у нее был чувственным.