Майкл сделал Стиву сюрприз — привез с собой супружескую пару, их знакомых по студенческим годам. Сандра быстро перезнакомилась со всеми и чувствовала себя в их компании вполне комфортно.

После барбекю Стив предложил гостям показать окрестности.

— Стив, дружище, я вижу, что тебе хочется побыть с Сандрой наедине, так? — подмигнул ему Майкл. — Не беспокойся, все тропинки-дорожки я знаю, все покажу. Вы с Сандрой понежьтесь.

— Ты, как всегда, прав, Майкл. Мы с удовольствием останемся дома, — ответил Стив и положил руку на плечо Сандры.

— Нет-нет. Мне очень хочется прогуляться. — Сандра выскользнула из-под его руки. — Говорят, неподалеку есть чудесная речка. Очень хочется посмотреть. — Она искоса взглянула на Стива и, казалось, увидела все разом — чуть ввалившиеся щеки, темные круги под глазами, еле заметные полоски морщин около рта. Она почувствовала, как он устал. — А ты, Стив, оставайся, — мягко сказала она. — Наверняка у тебя есть в доме дела.

— Пожалуй, я соглашусь с тобой. Надо бы кое-что поискать.

— Ну и кукуй один, домосед, а я пока поухаживаю за твоей…

— Побежали! — Не дав ему договорить, Сандра схватила Майкла за руку, и вскоре вся компания скрылась за оградой.

Стив вошел в дом, по деревянной лестнице поднялся наверх, где когда-то была его комната.

На мансарде было пронзительно тихо, пахло сиренью. Он поставил дорожную сумку на пол рядом со старым письменным столом, за которым когда-то делал уроки, огляделся. На окнах висели выцветшие льняные шторы — голубовато-серые с белыми полосами, гармонирующие по цвету с шерстяным пледом на кровати. Рядом примостился диванчик с потертой сине-желтой обивкой.

Тут же стояли письменный стол и с прямой спинкой деревянный стул. И стол, и стул родители купили ему, когда он пошел в первый класс. Наклонившись, Стив выдвинул нижний ящик стола. Здесь лежало несколько тетрадей, карандаши, ручки.

Он присел перед столом на корточки. Осторожно потянув на себя, вытянул из ниши весь ящик, пошарил рукой около тумбы и вынул небольшой альбом.

Усевшись на диван, он начал перелистывать страницы. В тишине было слышно лишь сухое потрескивание целлофановой пленки, прикрывающей фотографии. Дороти в школьной форме, она же в курточке, в брючках и майке, плотно обтягивающей ее по-девичьи небольшую грудь… Вон она, как прилежная девочка, сидит за школьной партой. А тут она во время спортивных соревнований… на школьном концерте… в любительском спектакле. Еще одна страница, еще… Его взгляд остановился на рождественской открытке.

Стив вынул открытку из целлофанового кармашка, развернул. Внутри, как он и ожидал, был спрятан снимок — обнаженная Дороти во всей красе: одна нога слегка согнута в колене, золотистые волосы рассыпаны по подушке, чуть прищуренные глаза смотрят прямо в объектив камеры. Словно под гипнозом этих лазоревых глаз Стив мысленно погрузился в прошлое.

Первое появление Дороти в классе Стив помнил, как будто это было вчера. Еще в школьном автобусе его друг Рик стал рассказывать ему о новенькой, что зовут ее Дорой и что ее родителям пришлось уехать из родных мест, потому что ее отец был замешан в каком-то грязном деле, а мать как раз вовремя получила в наследство от тетушки дом. Склонившись к самому уху, Рик по секрету поведал ему, что сама Дороти помогала папеньке в его грязных делишках, была наркоманкой, распутницей и крепким орешком.

Но как только эта девочка — крепкий орешек ступила на школьный двор, сплетни прекратились сами собой, и Рик был первым, кто нес ее портфель, провожая ее до порога классной комнаты. Дороти уже тогда одним взглядом могла покорить всех, кто попадался на ее пути.

Ее изумрудные глаза, казалось, навсегда приковывали к себе любого. Подпал под их магнетизм и Стив. Как только Дороти предложила ему проводить ее до дома, он сразу же согласился, и всю дорогу, отстав от нее на полшага, с непонятным для себя волнением смотрел, как играет солнце в золотистых прядях ее волос.

Вскоре они подружились, очень часто вместе гуляли, он помогал ей с уроками. Однажды Стив набрался храбрости и пригласил ее к себе. И пока Дороти, опустив глаза, раздумывала, принять ли его приглашение, его сердце как будто замерло, готовое совсем остановиться, если она откажется. Но Дороти согласилась.

По деревянным ступеням они поднялись на мансарду. Дороти с небрежностью случайной гостьи оглядела все вокруг, ненадолго задержав взгляд на льняных шторах, стеллаже, полном книг, потертой столешнице стола с пятном чернил.

— Своя комната — это хорошо, — сказала она.

— У тебя разве не так?

— Да так, только у тебя отдельный вход. Лишний никто не зайдет.

— Лишними здесь бывают только летучие мыши, — попытался отшутиться он.

Он хотел увидеть хоть мимолетный страх в ее глазах, но они оставались серьезными, хотя ее губы сложились в улыбку.

— Значит, никто, кроме мышей, нам не помешает?

— Мы в доме одни, — серьезно ответил он и с удовольствием отметил, как она немного расслабилась. — Родителей не будет до завтрашнего утра. Они к родственникам уехали.

— Вот и замечательно. — Плюхнувшись на низенький диванчик, она вытянула ноги в туфлях-лодочках, и подол ее короткой плиссированной юбки скользнул вверх, оголяя бедра.

Вдруг вспыхнув, Стив отвернулся к окну.

Надвигался вечер, в комнате уже было совсем темно, и только неяркая лампа настенного светильника несмело рассекала сумрачное пространство. Стив включил проигрыватель, невидимый певец начал рассказывать им о своем разбитом сердце и о тучах, которые плачут вместе с ним. По крыше мансарды застучали капли. Облокотившись о диванную подушку, Дороти слушала то ли музыку, то ли шум дождя.

— А что ты любишь больше: когда солнце светит или когда идет дождь? — спросила она.

Стив задумался. Ему, конечно, больше нравилась хорошая, ясная погода. Но именно тогда, под стук капель, он ощутил, что неимоверно, до бесконечности счастлив. Он присел рядом с Дороти, осторожно обнял ее за талию и сказал:

— Когда ты рядом со мной, мне не важно, дождь, солнце или ураган. Мне всегда с тобой хорошо. — Повернув голову, он пристально посмотрел на Дороти. В сумерках ее лицо казалось холодной, застывшей маской. Он догадывался, что таким образом Дороти тщательно скрывает свои эмоции, и ему хотелось сорвать с нее эту маску нарочитой холодности и отчуждения, чтобы увидеть ее настоящее лицо. Он приподнял руку и дотронулся до ее щеки. Его палец соприкасался с ее щекой всего лишь мгновение, но Стиву показалось, что прошла вечность. Дороти смотрела на него не мигая, и только губы, дрогнув, слегка приоткрылись, выпуская на волю розовый кончик язычка. Стив завороженно смотрел, как он скользит от правого уголка ее рта по нижней губе к левому и, недолго задержавшись на верхней губе, вновь скрывается в розовой глубине, оставив после себя влажный след.

Отдавшись порыву, пересохшими от волнения губами Стив дотронулся до ее влажных губ, и… как будто открылась дверь в неизведанное дотоле измерение.