Один из центурионов – самый смуглый и широкоплечий – спрыгнул на землю и, презрительно скривившись, шагнул ближе. Едва не упершись надбровным козырьком в лицо начальника караула, он заговорил жестким и хриплым голосом, от которого у местного командира побежали мурашки по спине:

– Кто мы такие, не твоего ума дела. А насчет незнакомых доспехов… Я офицер преторианской гвардии, а мой коллега из Кастра Перегрина[12]. Мы отмахали полторы тысячи миль меньше чем за месяц, пробились сквозь засады, потеряв двоих убитыми, и я уж не говорю про раненых, так что если эти ворота не откроются через секунду, ты сам отправишься со мной дальше! – Незнакомец понизил голос на октаву и смерил начальника караула таким яростным взглядом, что тот и шевельнуться не смел. – Твой чин, центурион, будет называться просто «рядовой», со всеми вытекающими. Что, не веришь? Доказать?

Не дожидаясь продолжения, резко побледневший начальник караула уже выкрикивал команду распахнуть ворота. Даже минут через десять, провожая вновь прибывших к трибуну, он никак не мог прийти в себя и был бесконечно счастлив сбагрить опасных гостей с рук.

– Слушаю вас?..

Трибун Павл принадлежал к сословию всадников, и, пусть не был столь же самоуверен, как легат-сенатор, носивший широкополосчатую тунику, его достаточно аристократическое происхождение и воспитание, не говоря уже про боевой опыт, давали ему все основания считать, что он способен совладать с любой ситуацией.

Павл, сидевший за письменным столом, знаком пригласил офицеров занять кресла напротив, что те и сделали, положив мечи поперек колен. На безупречно навощенный паркет закапала вода, стекая с доспехов. Кряжистый преторианец заговорил первым. В обычно тихом кабинете его голос звучал с неприятной резкостью.

– Приветствую тебя, трибун! Я – Квинт Секстий Рапакс, центурион имперской гвардии, а это мой соратник Тиберий Вар Эксцинг, также центурион, из Кастра Перегрина.

Преторианец помолчал, пристально вглядываясь в лицо трибуна. Как он и ожидал, у начальника гарнизона все-таки дрогнули брови. Хищник хоть и испытывал известное уважение к самообладанию, которое продемонстрировал Павл, услыхав, чем занимается Тиберий Вар, но безошибочно понял, что этого трибуна вполне можно заставить плясать под их дудку.

– Я – Секст Педий Павл, трибун Шестого имперского легиона, командир здешнего гарнизона. Какие дела привели преторианца и фрументария в нашу Шумную Лощину, да еще в такое время? Мне представляется, что было бы осмотрительнее переждать мятеж, прежде чем пускаться по Северному тракту. Тем более что мне уже доложили о ваших потерях…

Хищник пожал плечами, мол, тут ничего не попишешь.

– Мы прибыли сюда прямо со двора императора, в пути задерживались разве что на пару-другую часов отдыха. По несколько раз в день меняли лошадей на курьерских заставах, лишь бы одолеть путь быстрее. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что наше дело крайне важное и не терпит отлагательств. Нам предоставлено право истребовать повиновение любого жителя метрополии или колоний, буде возникнет такая надобность. – Он протянул свиток, скрепленный имперской печатью. – И наш приказ, трибун, состоит в том, чтобы…

– Секунду. – Трибун поднял ладонь, прося тишины. Хищник зло прищурился, но умолк. Павл тем временем разворачивал свиток, пробегая глазами строчку за строчкой. Нахмурился, не сводя глаз с имени, начертанного в конце документа. – Предписание заверено префектом преторианцев, и я вообще не вижу, чтобы здесь упоминался император. Разве что в одном-единственном месте: «…именем императора приказываю всем благонамеренным и верноподданным оказывать любую помощь центуриону Рапаксу и центуриону Эксцингу, как сообща, так и порознь». – Озабоченно хмурясь, Павл помахал свитком под носом у преторианца. – С каких пор подобные писульки имеют силу имперского эдикта?

Тут впервые подал голос Эксцинг, и Хищник с насмешливой улыбочкой откинулся на спинку кресла, когда его напарник презрительным жестом отмахнулся от замечания.

– Ты, трибун, давно не наведывался в столицу, как я вижу? Так вот, за время твоего отсутствия благородный префект моего напарника, а именно Секст Тигидий Перенн, высоко поднялся в глазах нашего блистательного императора. Зато коллега Перенна, его соратник-гвардеец Публий Таррутений Патерн, был казнен за организацию убийства Саотера, близкого друга императора и управляющего двором. В результате префект Перенн стал единовластным начальником всей преторианской гвардии и получил новые права, сейчас его обязанности несравненно шире. Кроме охраны жизни членов императорской семьи, он плотно занят государственными задачами, чтобы освободить нашего императора для более важных дел. И вот почему префект, являясь правой рукой повелителя, не только может, но и должен преследовать врагов престола, где бы они ни скрывались от возмездия нашего божественного владыки. Отправляя нас в путь, префект выразил полную уверенность, что любой верноподданный житель империи с готовностью окажет необходимую помощь моему коллеге, а заодно приказал и мне сопроводить центуриона Рапакса, дабы я мог содействовать ему в любых обстоятельствах. Уверен, что ты прекрасно знаешь о том особом доверии, которым фрументарии облечены со времен великого Адриана.

Трибун Павл откинулся назад, по-новому всматриваясь в лица сидящих напротив. Сейчас он видел перед собой центуриона-преторианца с физиономией прирожденного головореза, и имперского шпиона, который к месту и не к месту поминал страшноватую репутацию своей службы, лишь бы добиться желаемого. Мало того, эта парочка, получается, орудует под крылом некоего аристократа, который с пугающей скоростью набирает вес при дворе. Мысли трибуна понеслись вихрем, когда он принялся взвешивать, до какой степени есть смысл сопротивляться, пока его самого не превратили в мишень.

– Мне доводилось слышать о заданиях, которые выполняли люди, похожие на вас. Должен признаться, впечатление не самое приятное. Какие у меня гарантии, что свои полномочия вы будете реализовывать в приемлемых рамках?

Хищник уставился на него с таким выражением, что по спине трибуна пополз холодок.

– Ты зря нас боишься. Как только мы доберемся до нужного нам изменника, все необходимое будет проделано без лишнего шума. И мы просто вернемся в Рим с докладом о торжестве закона.

– И справедливости?

Преторианец пожал плечами.

– Любой укрыватель беглого преступника подлежит наказанию, это ясно. С другой стороны, мы понимаем, что излишнее усердие порой вредит делу. В конце концов, здесь у вас война идет, и не хотелось бы мешать твоей работе: ставить варварское отродье на место.

Трибун промолвил:

– Без лишнего шума, говоришь? И, надеюсь, без чрезмерных репрессий к офицерам, которых этот Аквила мог обманом впутать в свои козни?