Она подошла к корпусу Юлькиного отряда, постучала в дверь её комнаты:

— Кто? — отозвался из-за дверей мужской голос. «Юрка? — мелькнуло у неё голове, — о, боже! Неужели они позволяют себе среди белого дня, почти на глазах у ребят, заниматься непонятно чем?

— Это я — Рита! — чуть дрогнувшим голосом ответила она.

— Заходи, Ритуль! — дверь распахнулась и перед ней предстала Юлька, но не в чём мать родила, как опасалась увидеть Рита, а в обыкновенной одежде: цветастые просторные бермуды до колен, однотонная, в тон бермудов, футболка с рукавами-крылышками. Юра сидел на стуле, около тумбочки — ничто не давало повода заподозрить, что они не просто сидели, разговаривали, и не занимались чем-то, что могло бы их скомпрометировать. На тумбочке стояла открытая полупустая бутылка Колы и два стакана.

Юлька подтолкнула её к кровати:

— Садись! Колы налить?

— Давай!

Юлька налила Колы в стакан:

— Пей! Ты по делу или так — пообщаться, поболтать?

— Поболтать, — замялась Рита, залпом выпила Колу, — как-нибудь потом зайду, — она села на кровать и тут же вскочила, — пойду я, не буду мешать. Спасибо за Колу!

— Пойдём, Ритуль, погуляем, — Юлька потянула Ритку за собой, — Юра уже собирался уходить.

— Ага, — он легко поднялся и скрылся в дверях, кивнув девчонкам.

Белобрысая голова мелькнула под Юлькиным окном:

— До вечера, девчонки! На салюте увидимся!

— Погуляем? — переспросила Юлька, — или здесь посидим?

— Наверное, лучше на улице, вдруг, кто-то подслушает, стены картонные, чихнёшь — даже на улице слышно.

— Ладно! — согласилась Юлька, и они вышли на улицу.

Пошли в сторону полянки, туда, где они загорали:

— Тебя что-то гложет, Рита?

— Да! Не могу я на ходу, Юль, разговаривать, мне надо видеть твои глаза. Пойдём куда-нибудь на скамейку, где нет посторонних глаз и ушей.

— Я знаю одно такое местечко.

Она повела Риту вглубь леса, здесь было сооружено что-то наподобие островка для отдыха: на двух противоположно поставленных валунах, переброшено большое бревно, кусты за бревном добавляли интимности этому месту. Перед бревном, в виде столика, возвышался старый трухлявый пень — прибежище для муравьёв, торопливо снующих по своим муравьиным делам. Они сели на бревно, помолчали. Шум соснового бора успокаивал, завораживал, заживлял душевные раны.

— Невесёлая ты, Ритка! Что у тебя не так?

— Не знаю, Юль! Сегодня у себя в отряде девчонку засекла, она по чужим тумбочкам шарила, своровала сладости, блеск для губ. Ну, я ей разгоняй, хороший такой, устроила, заставила положить всё, что своровала на место. Поплакала она, конечно, побожилась, что больше так делать не будет. Я ей поверила, пообещала, никому ничего не говорить, если такое больше никогда не повторится. Только это между нами, никому не рассказывай, я ей пообещала молчать, только тебе рассказала — лучшей подруге, больше никому!

— Что так? Надо было перед всем лагерем её опозорить, чтобы неповадно было!

— Ты, что, Юль! Разве так можно, она же ещё совсем девчонка! У неё мозгов-то, наверное, ещё совсем нет — не сформировались, — Рита хихикнула над своей шуткой. — Мы её опозорим, а она пойдёт и утопится!

— Ну, да! — согласилась Юлька, — ты права, мы же не можем знать, вдруг, и правда у неё в голове что-то перещёлкнет, она пойдет бросится в реку с обрыва или тайком проберётся в медпункт, проглотит все таблетки, какие найдёт и отравится. Ай, ну её! Ты её поймала, отругала, заставила вернуть награбленное богатство, отпустила и хватит о ней! Ты же хочешь поговорить не о ней?

Рита подняла голову, всмотрелась в покачивающиеся кроны деревьев.

— Не о ней, — прошептала она едва слышно, — я не могу понять нравлюсь я Максиму или нет. Может, у него просто взыграло самолюбие, и он решил: «Да кто она такая! Отказала мне! Так будет же она бегать за мной как шелудивая собачонка за куском колбасы!» — Ритка резко повернула голову в сторону Юльки и взглянула ей в глаза.

— Рит! Ну, почему тебе всё время в голову лезут какие-то глупости? Почему? — она выжидательно замолчала, надеясь услышать от подружки вразумительный ответ. Ответа не было.

— Не знаю! — через целую вечность молчания, выдавила из себя Рита. — То верю, то не верю! Как карточная игра «Верю — не верю».

— Что именно тебя беспокоит? Он грубо с тобой разговаривает?

Рита отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Что не так, Рита? Давай вместе подумаем.

— Например, сегодня на конкурсе самодеятельности, он даже не подошёл ко мне, сел поодаль, как будто ничего и не было между нами — не целовались, не говорил мне безумно-страстных слов, не залезал ко мне ночью в комнату. Ничего! — её глаза налились слезами, ещё одна секунда, и две прозрачные дорожки протянулись из уголков её глаз по щекам.

— Так у вас всё произошло! — ахнула Юлька, — вот почему ты сейчас так убиваешься! Всё произошло, и он потерял к тебе интерес! Так?

— Нет! — досадливо отмахнулась Ритка, как отмахиваются от назойливой мухи. — Нет! Ничего не было! Вернее было! Но только поцелуи, обжималки и больше ни-ни.

— Честно?

— Конечно, честно! Мы же не врём друг другу.

— Ну, и что ты так переживаешь, если между вами ничего серьёзного не произошло?

— Поцелуи, слова, объятия — разве это не серьёзно? Для меня всё очень серьёзно! Его слова! Не знаю! Может быть, я влюбилась по-настоящему? Я думала, что он мне просто нравится, а может, это и есть первая любовь? Как узнать, Юль?

— Кроме тебя, никто не сможет узнать любовь у тебя к нему или нет.

— А у тебя с твоим первым как было, Юль? Как ты узнала, что любишь его? Ты же любила его? Да?

— Любила! — она брезгливо скривилась, — дура была — малолетка! Ума совсем не было. Мне всего четырнадцать было! Дурёха! — обозвала она себя.

Ритка охнула:

— Четырнадцать! Ты никогда не говорила об этом! Да и, вообще, ты рассказывала о своём первом обрывочными фразами, я так и не поняла, что произошло между вами, почему вы расстались?

— Забеременела в четырнадцать! Вот что произошло!

— О, боже! Юля! Ты никогда об этом не говорила!

— Рит, извини, я не могу больше об этом, не могу! Потом когда-нибудь я обязательно всё расскажу, но не сейчас! Сейчас не могу! Наверное, ещё не время!

Ритка увидела, как нервно запрыгали уголки Юлькиных губ.

— Ладно — ладно, — бормотала Ритка, поражённая услышанным откровением подружки, — потом так потом, я не настаиваю. Ты его всё ещё любишь? — осторожно спросила она.

— Я его ненавижу! — вскипела Юлька, — ненавижу! Ненавижу его и всю его семью! Ненавижу!

— Извини, извини, Юля! Не буду приставать с расспросами, — попыталась успокоить её Рита. Она не могла