— Я не могу бросить Метрикселлу.

Я поднялась и ушла. У меня шумело в ушах. Счастье было так возможно, так близко, но исчезло, как дым. Вероятно, мне было не суждено испытать его.

Метрикселле, наверное, тоже.

Мне стало ее жаль. Я не хотела ее видеть и вернулась домой с твердой решимостью тут же переехать на другую квартиру, но у меня, как всегда ничего не получилось.

— В прошлые выходные Метрикселла не поехала в Андорру, — прошептала мне на ухо озабоченная Карла.

Я тут же вспомнила слова Карен и поделилась ими с Карлой, но та только посмеялась, показав мне документы Метрикселлы, в которых значился ее адрес в Ордино, письма ее отца и даже фотографии, сделанные самой Карлой, один раз ездившей с Метрикселлой к ней домой.

Я решила не ломать себе голову над этой головоломкой. В тот момент Метрикселла казалась мне очень беззащитной и ранимой. Я чувствовала, что должна отплатить ей добром за добро и помочь так, как в свое время помогла мне она. При этом я все время ждала, что Метрикселла произнесет наконец то, что я услышала от нее однажды вечером, когда ее стошнило после обеда: «Гуннар меня не любит».

Вот уже несколько дней Метрикселла не могла заставить себя хоть что-нибудь съесть. Она с отвращением отодвигала все лакомства, которые готовила нам Карла, и я с ужасом ждала неизбежного скандала.

В тот вечер Карла как раз несколько часов прокорпела над блюдом из овощей, жаренных в особой китайской сковородке «вок», которую получила в подарок от друзей. Естественно, Карла ждала, что мы отдадим должное ее кулинарным талантам. Однако, сев за стол, Метрикселла, как обычно, при виде еды лишь поморщилась.

— Хватит корчить рожи! — раскладывая овощи по тарелкам, воскликнула Карла. — Лучше попробуй!

— Разве ты не видишь, что ей плохо?! — вмешалась я.

— Я тоже могу притвориться, что меня тошнит.

— Метрикселла не притворяется. Она действительно плохо себя чувствует.

— Не надо меня защищать, Селена, — пробормотала Метрикселла и отодвинула тарелку.

— Нет уж, съешь! — прошипела Карла, двигая тарелку под нос Метрикселлы.

— Я не хочу, — побледнев, прошептала Метрикселла.

— Неужели ты думаешь, что я дам тебе умереть от голода только потому, что тебя бросил жених?!

— Дело не в этом, — всхлипнула Метрикселла, опять отодвигая тарелку.

— А в чем же еще? — настаивала Карла, двигая тарелку обратно. — Неужели у тебя нет ни капли чувства собственного достоинства?! У тебя же типичная анорексия[33]из-за мужчины, который предпочел тебе другую!

Настала моя очередь бледнеть. Неужели Карла намекала на меня?!

— Мне плохо, — пробормотала Метрикселла.

— От любви еще никто не умирал! — не терпящим возражений тоном заявила Карла. — Ешь!

Несмотря на просьбу Метрикселлы, я решительно вмешалась:

— А ты хоть знаешь, что это такое?

— Естественно. Это жареные овощи. И очень вкусные.

— При чем тут овощи, дура! Ты знаешь, что такое любовь?

Карла захлопнула рот. Как я и предполагала, причиной ее агрессивного поведения по отношению к Метрикселле были ее собственные поражения на любовном фронте. Раньше Карле часто звонил некий Хоакин, но в последнее время звонков от него не поступало. Ситуация была нелепейшей. Все трое мы были готовы наложить на себя руки из-за несчастной любви.

— Хоакину не хватало наглости, которой в избытке у дюжего викинга Метрикселлы, — пробормотала, наконец Карла, ковыряя вилкой спаржу.

— Оставь Гуннара в покое, — еле слышно пробормотала готовая разрыдаться Метрикселла.

Услышав имя Гуннара, я затрепетала. Прошла неделя, когда я видела его в последний раз, и я с трудом сдерживала себя, чтобы не убежать к нему и броситься в его объятия.

— Когда будут готовы результаты анализов? — настаивала Карла.

Она говорила с такой нескрываемой злобой, что я снова встала на защиту Метрикселлы.

— Оставь ее в покое!

Разумеется, я не стала объяснять Карле, что Метрикселла — несчастная беременная женщина, покинутая возлюбленным из-за меня.

И тут Карла подцепила на вилку овощи и сунула их прямо в рот Метрикселлы, которая принялась трясти головой и отплевываться, как маленькая девочка. Потом она вскочила из-за стола и заперлась в туалете. После чего до нас донеслись ее всхлипывания и звуки рвоты.

— Ее действительно тошнит? — ошеломленно пробормотала Карла.

— Да, — хмуро ответила я, представляя себе склонившуюся над унитазом несчастную брошенную девушку.

— Неужели овощи такие невкусные?!

— Неужели ты не поняла, что они тут ни при чем?!

Я намекала на беременность Метрикселлы, но Карла упорно настаивала на своем.

— У нее анорексия.

— Какая еще анорексия! Ее просто тошнит.

— Вот-вот! Стоит ей что-нибудь съесть, как ее сразу тошнит. Типичная анорексия. Поэтому-то она и такая тощая — кожа да кости!

С точки зрения Карлы, все лица женского пола, не отличавшиеся комплекцией морской коровы, были тощими.

— Метрикселла не тощая. Она стройная потому, что думает не только о еде.

К моему удивлению, Карла тут же бросилась стучать в дверь туалета.

— Метрикселла, детка, прости меня за то, что я тут наговорила. Выходи к нам. Мы понимаем, как тебе тяжело. И нам очень тебя жаль!

— Не нуждаюсь я в вашей жалости, — открыв дверь, пробормотала Метрикселла. — Я ни в чьей жалости не нуждаюсь, — прошептала она еще раз и разрыдалась.

Когда мы с Метрикселлой остались одни в моей комнате, она призналась:

— Я не хочу, чтобы Гуннар меня жалел из-за того, что я беременна.

Обняв Метрикселлу, я прижала ее к груди, чтобы она не заметила, до какой степени я расстроена, и не догадалась, что мне уже все известно.

Немного успокоившись, Метрикселла мне сказала:

— Гуннар больше меня не любит, но попросил, чтобы я жила с ним ради ребенка.

Мысленно представив себе эту ужасную ситуацию, я промолчала.

— Даже не знаю, что делать, — продолжала Метрикселла. — Сомневаюсь, что мне хватит стойкости воспитать ребенка одной, но и жалость Гуннара мне тоже невыносима.

Осторожно погладив Метрикселлу по волосам, я подумала, что она даже представить себе не может, как хорошо я ее понимаю.

Тем временем, Метрикселла со слезами на глазах описывала мне свой последний разговор с Гуннаром: