Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вас не вызывали. Сядьте!» — рявкнул на него Трамп.
Но Рамоса это не смутило.
Трамп повернулся к другому журналисту, но Рамос настаивал.
«Я — репортер, иммигрант и гражданин этой страны, — сказал он. — И у меня есть право задать свой вопрос».
Трамп подал знак здоровенному охраннику, чтобы тот вывел Рамоса из зала.
Рамос начал громко протестовать:
«Не трогайте меня, сэр! Это незаконно. У меня есть право задать вопрос».
За все годы конфронтации с латиноамериканскими диктаторами и прочими влиятельными лицами его никогда не выгоняли с пресс-конференции.
Спустя несколько минут, после того как за Рамоса вступились другие журналисты, Трамп смирился и позволил ему вернуться в зал.
«Приятно видеть вас снова», — с каменным лицом произнес Трамп.
«В вашем иммиграционном плане кое-что не так, — заявил Рамос. — В нем слишком много пустых обещаний. Вы не можете депортировать 11 миллионов нелегальных иммигрантов. Вы не можете лишить гражданства детей этих иммигрантов…»
Трамп снова не дал ему договорить.
«Это не так», — возразил он и сказал, что статус детей, рожденных в США нелегальными мигрантами, может быть изменен актом конгресса.
Рамос решил испробовать иную тактику и спросил:
«А как вы собираетесь возвести стену длиной 1900 миль?»
«Очень просто. Я строитель», — не моргнув глазом ответил Трамп.
И так продолжалось еще минут пять. Рамос утверждал, спорил, спрашивал, а Трамп вилял.
Вспоминая об этом позже, Рамос говорил, что, вероятно, Трампа взбесили первые же его слова, а отказ сесть на место лишь усугубил ситуацию. Но подобные театральные сцены часто оказываются частью конфронтационных расспросов.
«Мы, журналисты, знаем две вещи, — объяснил мне Рамос. — Во-первых, вопрос нужно задавать стоя. Если вы остаетесь сидеть, баланс сил оказывается совершенно иным. А во-вторых, мы знаем, что у нас есть лишь несколько секунд на то, чтобы задать вопрос. Я заранее решил, что буду продолжать спрашивать, что бы он ни делал».
В конечном счете, полагает Рамос, вся эта комедия того стоила. Он высказал свою точку зрения и зафиксировал проблему, сделав ее общим достоянием.
«Я справился со своей работой как журналист, и слушатели — особенно латиноамериканцы — ясно поняли, что Трамп за кандидат. Если бы я сел тогда на свое место, я бы проиграл. Но я не сел. Я не ушел. И не заткнулся».
В основе конфронтационного стиля Рамоса лежит его жизненный опыт, в том числе приобретенный еще в юности. Его властный отец редко допускал дискуссии или несогласие и имел четкое представление о будущем своего сына — ему следовало стать архитектором, врачом или юристом. Но юный Хорхе совершенно не интересовался этими профессиями. И что еще хуже, он считал свою католическую школу практически тюрьмой. Так что дома у них часто разгорались нешуточные сражения.
«Я с детства учился противостоять самому влиятельному человеку в моей жизни — своему отцу», — позже говорил Рамос.
В школе он боролся с другим отцом — священником, которому ученики должны были исповедоваться в грехах. Он же отвечал за дисциплину и предпочитал поддерживать ее с помощью жестоких физических наказаний. Рамос считал это крайним злоупотреблением властью.
Почему вы так поступаете?
Разве это справедливо?
Он прямо бросал вызов священнику, заявляя: «Это неправильно, когда пожилой человек бьет маленького мальчика».
Повзрослев, Рамос ясно увидел, как властью злоупотребляют другие люди — коррумпированные политики его страны. И снова он почувствовал, что его обязанность — призвать к ответу власть имущих и показать всем их неприглядную сущность. Но и здесь он столкнулся с культурой, которая считала себя выше любых вопросов — и уж точно не со стороны молодого журналиста. На первом месте работы Рамоса (на мексиканском телевидении) у него возник конфликт с начальством и цензорами, которые хотели, чтобы все истории рассказывались так, как укажут они. В 24 года Рамос переехал в Лос-Анджелес, чтобы изучать журналистику в Калифорнийском университете и продолжать карьеру в США. С тех пор он и задает свои вопросы. Он спрашивал Фиделя Кастро о том, почему на Кубе нет демократии. Он спрашивал венесуэльского лидера Уго Чавеса о его злоупотреблениях властью и нарушенных обещаниях. Он с пристрастием расспрашивал бывшего мексиканского президента Карлоса Салинаса о его роли в убийстве политического оппонента. Он хотел узнать у колумбийского президента Эрнесто Сампера, насколько справедливы утверждения о том, что он получает деньги от колумбийских наркобаронов.
У него немного друзей. Как-то раз, придя в свой кабинет, Рамос обнаружил там жуткий подарок — доставленный анонимно похоронный венок. Незадолго до этого Рамосу угрожали в письме. Но главное для него — не давать покоя тем, кто облечен властью, прямо спрашивая их о нарушенных обещаниях, вопиющих нестыковках и откровенном обмане.
Рамос говорит, что к конфронтационной беседе нужно подходить с позиций силы. «Вопросы могут быть оружием. Если вы собираетесь противостоять кому-то, имеющему власть, необходим элемент агрессивности». Нужно смело отстаивать свои убеждения и понимать, что это не состязание в популярности. «Когда я иду брать интервью, я всегда исхожу из двух предпосылок. Первая — если я не задам вопрос, его больше никто не задаст; и вторая — вполне вероятно, что у меня больше не будет возможности поговорить с этим человеком».
Рамос считает, что мы должны более активно требовать ответственности от представителей власти на всех уровнях. «Все мы имеем право — и мы обязаны — бросать вызов тем, кто стоит у руля, и задавать им вопросы».
Чтобы призвать кого-то к ответу, не нужно иметь собственного телешоу. Если у вас есть все основные ингредиенты — достоверная информация, ясная цель и достаточно храбрости и праведного негодования, чтобы противостоять власть имущим, — вы можете сделать важное дело, особенно если хорошо понимаете свои задачи и свою аудиторию. Привлечь общественность на свою сторону — один из самых верных способов добавить веса вашим претензиям и остроты вопросам.
Томас Уилсон задавал серьезные вопросы. Но именно те, кто собрался вокруг него, сделали так, что игнорировать их стало невозможно. Уилсон был специалистом Национальной гвардии штата Теннесси. Он служил в Ираке как раз в тот период, когда очень много американских военнослужащих погибало из-за самодельных взрывных устройств, срабатывающих под колесами плохо защищенных военных джипов и других транспортных средств. На собрании отправлявшихся в Ирак солдат, которое задумывалось как духоподъемное мероприятие с участием министра обороны Дональда Рамсфелда, Уилсон поднял руку и задал высокопоставленному чиновнику пару вопросов, бьющих не в бровь, а в глаз.