Нет, это никуда не годится. Аликс Мэдсен — юная невинная девушка, он не смеет прикасаться к ней. Да, ему лучше уехать, и как можно скорее.

Аликс лежала в постели, пытаясь сосредоточиться на крутом детективе, найденном в ящике стола, но строки расплывались у нее перед глазами. Она могла думать лишь о Джареде Монтгомери — или его следовало называть Кингсли? Все связанное с ним оказалось ложью, включая его имя.

Зачем ему понадобилось лгать? Мысленно восстанавливая слово за словом весь разговор с ним, Аликс все больше убеждалась, что Монтгомери старательно уходил от ее вопросов, делая вид, будто не понимает содержащихся в них намеков. Если он не хотел отвечать, почему не сказал прямо? Он мог…

Звонок мобильного телефона прервал ее размышления. Звонил отец. Черт, черт! Зачем она только сказала ему, что Монтгомери занимает домик для гостей?

Набрав в грудь побольше воздуха, она попыталась улыбнуться.

— Папа! — радостно воскликнула она. — Как ты?

— Что случилось?

— Случилось? Ничего. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что знаю тебя с рождения и узнаю твою фальшивую веселость. Так что стряслось?

— Ничего плохого. Все дело в Иззи и ее свадьбе. Мать и свекровь отравляют ей жизнь, вот я и предложила ей отпраздновать свадьбу здесь. Но как мне все организовать? Что я знаю о свадьбах?

— Тебе нравится решать сложные задачи, и ты справишься. Что тебя тревожит на самом деле?

— Я же тебе сказала. Боюсь, устроить настоящее торжество мне не по силам. Это невозможно. Хочу покинуть Нантакет и вернуться домой. Я подружка невесты у Иззи на свадьбе, так что мне нужно помочь ей выбрать пирожные, цветы и всякое такое. А может быть, я немного поживу у тебя. Ты не против?

Кен немного подумал, прежде чем ответить:

— Дело в Монтгомери, верно? Он наконец появился?

Аликс почувствовала, как к глазам подступили слезы, но сдержалась, не желая, чтобы отец догадался.

— Да, — произнесла она. — Мы поужинали вместе. Он разделывает окуня в точности как ты, папа.

— Как он отреагировал, услышав, что ты его поклонница?

— Никак. Ровным счетом.

— Он должен был что-то ответить, Аликс. Ну же?

— Он ничего не сказал, потому что я не заговорила об этом. Монтгомери притворялся не тем, кто он есть.

— Я хочу знать каждое его слово. Ничего не пропускай.

Аликс как можно более кратко пересказала отцу свой разговор с Монтгомери.

— Может, я для него хуже чумы, уж не знаю, кем он меня вообразил… наверное, поэтому Монтгомери не признался, кто он такой, но сидеть передо мной, нагромождая одну ложь на другую, это… это…

— Гнусно, — заключил Кен глухим от гнева голосом.

— Все в порядке, папа. Он, конечно, большая шишка, я понимаю, почему ему не хотелось объявлять какой-то студенточке, что он и есть тот самый великий Монтгомери. Должно быть, он боялся, что я начну целовать его перстень или выкину еще какой-нибудь фортель в фанатском стиле. И честно говоря, я могла бы. Впрочем, это уже неважно. Завтра утром он уезжает и не вернется, пока я здесь.

— Ты хочешь сказать, что проведешь целый год одна в этом огромном доме? Ты никого не знаешь на острове, но обещала подруге устроить там свадьбу. И как ты собираешься это осуществить?

— Папа, ты, кажется, хотел меня подбодрить, а не сыпать мне соль на раны.

— Я пытаюсь трезво смотреть на вещи.

— Я тоже, — пробурчала Аликс. — Вот почему, я думаю, мне лучше вернуться на материк. Кроме того, этот дом принадлежит мистеру Кингсли, и он хочет его вернуть. Хотя бы потому, что здесь большая раковина на кухне.

— Кто такой мистер Кингсли?

— Джаред Монтгомери.

— Он представился тебе мистером Кингсли? — ужаснулся Кен.

— Нет, папа. Так его называл адвокат. Но я дважды обратилась к нему подобным образом, и он меня не поправил.

— Жалкий выскочка! — процедил сквозь зубы Кен. — Послушай, милая, мне нужно кое-что сделать. Обещай, что не уедешь с острова, не дождавшись моего звонка.

— Хорошо. Но что ты задумал? Ты ведь не собираешься звонить в его бюро, правда?

— Нет, не в бюро.

— Папа, пожалуйста, я начинаю жалеть, что все рассказала тебе. Джаред Монтгомери очень важная персона. В архитектуре он достиг заоблачных высот. Вполне понятно, что ему не хочется иметь дело с какой-то студенткой. Он…

— Возможно, я повторяюсь, Александра, но в одном твоем мизинце больше таланта, чем в этом прощелыге.

— Приятно слышать, но это неправда. В моем возрасте Монтгомери…

— Это чудо, что он вообще дожил до своего возраста. Ладно, Аликс, давай с тобой договоримся. Я дам ему двадцать четыре часа, чтобы прийти в чувство. Если к завтрашнему вечеру он не одумается и ты по-прежнему будешь переживать, тогда я приеду и заберу тебя. Больше того, я помогу вам с Иззи устроить свадьбу. Что скажешь?

Аликс хотела было напомнить отцу, что она взрослая женщина и в состоянии сама о себе позаботиться, но промолчала, понимая, что это бесполезно.

— Ты говоришь так, словно готов заключить пари. Похоже, ты заранее уверен в успехе, — произнесла Аликс, стараясь придать голосу веселость. Она не надеялась, что Джаред Монтгомери вдруг изменится.

— Значит, договорились! Я позвоню тебе завтра в это же время. Люблю тебя.

— И я тебя люблю. — Аликс прервала разговор. У нее возникло искушение позвонить Иззи и сказать, что свадьбу придется праздновать в другом месте, но после небольшого колебания она решила пока оставить все как есть.

Склонившись над столом, Джаред работал над примерно пятидесятым по счету эскизом дома в Калифорнии, когда зазвонил мобильный телефон. Поскольку его личный номер знали лишь немногие, Джаред немедленно ответил.

Он тотчас узнал разъяренный голос Кеннета Мэдсена.

— Когда я впервые тебя увидел, ты был четырнадцатилетним оболтусом, отпетым негодяем, преступником-малолеткой. Тебя столько раз задерживали и сажали за решетку, что местные полицейские знали наизусть, что ты ешь на завтрак. Твоя несчастная дорогая матушка глотала лекарства одно за другим, потому что ты сводил ее с ума. Я прав? Может, я в чем-то ошибаюсь?

— Нет, все верно, — уныло подтвердил Джаред.

— И кто сделал из тебя человека? Кто вытаскивал тебя из постели по утрам, сажал в грузовик и заставлял работать?

— Ты, — смиренно признал Джаред.

— Кто, невзирая на твои выкрутасы, присматривался к тебе, стараясь отыскать искру Божью, и в конце концов открыл талант архитектора?

— Ты.