«Давайте действовать скорее, чтоб не жалеть уж ни о чем!»

– О! Прекрасно! – откликнулся тут же курсант. – Беру на себя обязательство вообще весь сегодняшний вечер говорить только стихами!

И тут же и курсант в свою очередь сочинил:

Откинем полог тайн быстрее…

Мы этим вечером звено

Последнее узнать спешим скорее:

Истерика, Томмазо Кампанелла,

Судьба, загадка, скорость чувств,

Эмоция!.. Лефортово… Проклятье…

– Между прочим, – проговорил Вася. – Я не сказал вам еще одну очень важную вещь…

– Что?.. Что?.. Какую вещь? – тут же с волнением встрепенулись и тетушка, и ее племянник-курсант, враз позабывший о своем обязательстве говорить весь сегодняшний вечер стихами.

– Этот Господин Истерика был просто не способен к неспешной, простой жизни… Он еще говорил, что родился не в то время и что раньше, когда было много войн и жизнь человека была коротка, его психике было бы легче… И еще: моя тетушка жила здесь, в Лефортово… Кстати, друг мой, почему же ты перестал вдруг говорить стихами?.. Это не по правилам. Не по правилам сегодняшнего более чем странного вечера…

– Каюсь!.. Извините!.. Вот уж, действительно, дал маху!.. Но больше этого со мной не повторится!.. Уж я вам обещаю!.. Уж поверьте!..

Поверьте мне, стихам не враг я

Стихам я друг и, честно говоря…

– Честно говоря, я уверен, что если в Томмазо Кампанелла есть что-то от Господина Истерика, каким я его себе представляю, то он должен сейчас начать раскручивать атмосферу, потому что времени, конечно же, как всегда, очень мало (времени много никогда не бывает, особенно в такие ответственные моменты!)

– Уж это точно!.. Это и про меня сказано!.. Мне же завтра на ответственный смотр!.. Мне же еще подготовиться надо!.. А я здесь мерзну!.. Ужасно время вытекает между пальцев!.. – перебил его курсант. Полы его шинели развевались от быстрой ходьбы.

– Ты же обещал говорить отныне только стихами!.. – укорил друга Вася.

– Ах!.. Черт! Опять забыл!.. Ну все!.. Ну это, уж точно, в последний раз!..

– А мне кажется… – проговорила тетушка курсанта, – что Томмазо Кампанелла должен быть очень мягким и добрым человеком. А вовсе не такой фурией, как вы его пытаетесь нам тут, Вася, представить!.. И потом… Я не понимаю, что это значит – раскручивать атмосферу… Что это может означать практически? Непонятно… А между прочим, когда мы выходили из классной комнаты, туда входили трое милиционеров… Интересно, зачем?..

– Тетушка, если вам так это интересно, так чего же вы ушли? А если не интересно, то чего же вы спрашиваете?.. Ну мало ли почему могли входить туда трое милиционеров?.. В этом нет ничего особенного… Время-то позднее!.. Обычный милицейский обход… Милиционеры обходят окрестности…

– И все же, интересно, что там произошло?.. – не унималась тетушка.

А произошло следующее…

Хориновцы от удивления чуть ли не разинули рты, глядя, как двери классной комнаты, только что выпустившие тетушку и ее племянника-курсанта, пропускают внутрь нескольких милиционеров…

– Добрый вечер… Попрошу ваши документы… – тот из милиционеров, что вошел первым, смотрел прямо на Господина Радио.

Тот, естественно, тут же полез во внутренний карман пиджака, вытащил паспорт и протянул его милиционеру.

Внимательно пролистав документ, милиционер возвратил его Господину Радио. Остальные хориновцы, в том числе и учитель Воркута, молча наблюдали за происходившим. Впрочем, внимательный наблюдатель мог бы уловить нервозность хотя бы в том, как невольно у многих руки потянулись к карманам, в которых лежали паспорта, как самодеятельные артисты ощупали их, убедившись, что у каждого этот незаменимый документ покоится на своем привычном месте…

– Так… Объясните мне, пожалуйста, что вы и все эти люди здесь делаете?.. – спокойно спросил милиционер, и сразу стало ясно, что проверка паспорта была только обычной в таком деле прелюдией, необходимым пунктом, которым тем не менее не исчерпывалась вся программа…

– А в чем, собственно, дело?.. – наконец-то пришел в себя Господин Радио, убирая паспорт во внутренний карман пиджака. Впрочем, спросил он совершенно спокойно.

– Кажется… Я знаю, в чем дело… – ответил за милиционеров учитель Воркута. – В милицию… Как бы это сказать… Звонят некие анонимы и сообщают, что очень странные и подозрительные люди устраивают в школе сборища… Анонимы, или аноним, волнуются, что же это за сборища взрослых дядек происходят в школе… Не интересуются ли эти взрослые… Как бы это сказать поделикатнее… малолетними… Ну, что-то вроде какой-то очень нехорошей секты…

– Интересуются!.. Очень интересуются участники этого сборища малолетними! – вставил слово Господин Радио.

Его слова произвели на милиционеров известное, вовсе не приятное впечатление. Господин Радио тем не менее продолжил:

– Я могу сказать, что это сборище вызвано исключительно повышенным интересом к малолетним… По крайней мере с моей стороны…

Милиционер, который попросил Господина Радио предъявить документы и который, судя по всему, был среди них старшим, переглянулся со своими товарищами.

Тут спросил молоденький милиционер, до сих пор молчавший:

– Толпа школьников сюда вчера приходила?.. На ваше… На ваше сборище?..

– О-о!.. Вы и это знаете? – проговорил Господин Радио с изрядной долей ехидства, чем произвел на милиционеров еще более неприятное впечатление. – Интересно, кто же это вам донес?..

У одного из милиционеров из рации послышался треск.

– Полагаю, кто-то из родителей моих драгоценных учеников, – ответил за милиционеров учитель Воркута. – Тех из них, которые вчера к нам сюда приходили в составе «группы детей»…

– Да-да, представьте… В нашем самодеятельном театре есть специальная группа детей!.. – Господин Радио шагнул в сторону милиционеров, одновременно заглядывая в лицо старшему из них. – Представляете, в самодеятельном театре, состоящем из взрослых самодеятельных артистов, есть специальная группа детей…

– Группа детей специально для чего?.. – переспросил старший милиционер. И вслед уже без всяких церемоний и грубо:

– Одевайтесь, пойдете с нами в отделение!..

– Я с вами никуда не пойду!.. – достаточно твердо и совершенно не испугавшись ответил Господин Радио.

– Позвоните в двадцать шестое отделение милиции… Там вам все про меня расскажут, – добавил он.

Тем временем Томмазо Кампанелла продолжал как-то очень нервно шарить по собственным карманам, то и дело доставая из внутреннего кармана пиджака документ, явственно напоминающий паспорт, но очень потрепанный, так, словно этому паспорту лет сто, не меньше, и убирая его обратно… Казалось, что этот хориновец никак не мог сосредоточиться на том нехитром действии, которое он производил, – он явно даже и не смотрел на паспорт…