месте, но земля под ногами двигалась, грозя разверзнуться и поглотить меня. Горло сдавило, а слова были еле слышны.

– Я должна была увидеться с ней завтра. – Билет до Чикаго в моей сумочке внезапно стал весить десять кило.

– Джианна… Мне так жаль, но ее больше нет. Она так долго боролась…

Латте выскользнул из моих пальцев и расплескался по асфальту. Солнце грело кожу, но под ней не осталось ничего, кроме льда. В ушах звенело, а шум улиц Нью-Йорка словно потух под крепкой хваткой скорби.

– Я приеду к ней завтра, – бездумно сказала я.

– Она очень тебя любила. – Голос медсестры тронули ноты слез и улыбки. – Ты была для нее всем.

Розовое церковное платьице. Ее улыбка. Рука на моем сердце. «Танцуй под эту музыку… когда захочешь и как захочешь».

Боль, злая и острая, вырвалась из клетки глубоко внутри меня и схватила за горло.

– Почему? – всхлипнула я. Почему она? Почему этот мир такой нечестный? Такой жестокий? Почему любовь ранила сильнее самой острой боли?

– То, что она прожила так долго при такой тяжелой стадии рака, уже было благословением, Джианна. Тебе повезло провести с ней так много времени.

Единственным благословением была Тара. Только благодаря ей я могла видеться с мамой в хосписе, где она жила последние два года. Мой папá запретил мне ее посещать. Он и дышать бы мне запретил, если бы мог.

Слезы жгли глаза, сердце, душу.

– Спасибо тебе, Тара, за все, что делала для нее… и для меня.

– Ну, я бы не смогла смотреть на себя в зеркале, если бы разлучила мать и дочь.

Я стояла, невидяще глядя перед собой, и мир казался таким большим, таким тяжелым, что нести на себе его вес было невыносимо больно.

Кто-то столкнулся со мной и выбил из моей руки телефон.

Он разбился о тротуар.

Я не помнила, как добралась домой, но какое-то время спустя стояла на террасе, а с неба лил дождь. Холод. Одиночество. Дурь. Я рыдала, и мои плечи вздрагивали от всхлипов. Я пыталась выплакать все двадцать четыре года боли. Я ревела, пока не заболел живот и не кончились слезы.

Это было последним, что я помнила, проснувшись на жестком полу тюремной камеры.

Хранение наркотиков и вождение в нетрезвом виде.

Безразличие разлилось по венам и поселилось в сердце. Я сидела, обняв колени руками, и смотрела перед собой. Почему-то я знала, что Аллистер не придет, но я и не ждала его. Я не хотела, чтобы меня спасали. Может, я была там, где мне и полагалось быть. И все же полчаса спустя меня вывели из участка и отвезли прямиком в клуб Туза.

Он бросил на меня взгляд, покачал головой и повернулся обратно к бумагам, разложенном на столе.

– Ты вообще понимаешь, чего мне стоит каждый раз вытаскивать тебя из тюрьмы? У меня и так дел по горло, не хватало еще за тобой присматривать.

Я понимала, о чем он говорит, но все равно ничего не чувствовала. На моих плечах висел чей-то пиджак. Он был тяжелым, и на секунду мне показалось, что это просто вес моей вины.

– Честное слово, бросил бы тебя там, если бы не боялся, что ты расколешься, как только тебя начнут допрашивать. Тебе нужен чертов психотерапевт, Джианна, – рыкнул Туз, проведя рукой по волосам. – Учитывая, через что ты прошла… Меня тошнит от твоего отца. Я хотел его прикончить, еще когда мне было десять.

Наши отцы были друзьями. Я знала Нико с тех пор, как мне было пять, а ему шесть. Мы могли быть идеальной парой – Нико видел все мои сломанные стороны. Но я не могла любить Нико. Он меня не спас.

– Я знаю, что ты скажешь, но должен спросить: ты хочешь поехать домой, в Чикаго?

Я помотала головой.

– Тогда хватит с тебя свободной жизни. – Он встретился со мной глазами. – Выбери одного из моих людей, Джианна, или я выберу за тебя.

Неделю спустя я стала миссис Ричард Марино.

Глава седьмая

Кристиан

Сентябрь 2015

– Саша, а у вас бывало такое, что вы чего-то очень хотите и не можете избавиться от этой мысли, как бы, черт возьми, ни пытались? – Ее легкий запах с ноткой ванили, ощущение ее рук на мне, не проходившее несколько дней, ее возмутительные наряды, ее хрипловатый смех, от которого я весь оказывался охвачен огнем. – А когда вам удается попробовать эту самую вещь на вкус… – И ты сходишь с ума. – Вы забываете, почему пытались от нее отказаться?

Саша открыла и закрыла рот.

– Вы хотите что-то, чего не можете получить. – Слова срывались с ее губ задумчиво и недоверчиво, словно она поверить не могла, что я не могу в этой жизни иметь все, что захочу.

Да, я тоже не верил.

Я повел плечами, прогоняя раздражение.

– Я хотел что-то, что мог бы получить.

– Хотели, интересно. Может, вы пытаетесь отказаться, потому что всегда знали, что вам это никогда не получить.

С саркастичным смешком я возненавидел тот факт, что Саша была права.

Я всегда ставил Джианну на полку, до которой не мог дотянуться, и даже не потому, что она была новой женой Антонио и совершенно не удостоила меня вниманием, когда я ее впервые увидел, но потому, что в ней было что-то искреннее и проницательное. Она могла увидеть, какой я на самом деле. Грязный. Запятнанный. Она могла увидеть все моменты из моего детства, которые я пытался забыть. А я слишком долго боролся, чтобы сбежать от собственного прошлого. Я отказывался позволять кому-то затянуть меня обратно.

Мне следовало чувствовать облегчение от того, что она снова была вне зоны доступа, но вспоминая о том, как она наконец-то лежала на моей кровати и смотрела на меня снизу вверх нежным, покорным взглядом, я не мог найти покоя. Ощущение было такое, как будто у меня что-то украли.

– Итак, вы попробовали это на вкус… и, предполагаю, поняли, что снова потеряли на прошлой неделе, будучи в компьютерной лаборатории?

Я потер челюсть пальцем.

Заграничные дела заняли больше времени, чем я предполагал, но один месяц был не таким уж большим сроком, чтобы вернуться домой и узнать, что Джианна теперь, черт возьми, замужем. Услышав эту новость, как бы между прочим сказанную Тузом по телефону, я почувствовал себя так, словно меня пнули ногой в живот. Моя кровь превратилась в лаву, я забыл, как дышать. Я сорвался. Расколотил каждый компьютер в той комнате до единого.

Я знал,