В конце концов Энтони сел за «Путь очищения» святой Терезы. Когда спустя час вошел Брайан, он добрался до Молитвы Успокоения.

— Занят? — спросил Брайан.

Энтони отрицательно покачал головой.

Брайан сел рядом.

— Я п-пришел, ч-чтобы па-аосоветоваться, не надо ли что-нибудь еще приготовить на завтра. — На следующий день в Оксфорд собирались приехать миссис Фокс и Джоан Терсли, и мистер и миссис Бивис. Брайан и Энтони решили занимать их совместно.

Рейнвейн или сотернское? Омаровый майонез или холодный лосось? И что лучше всего делать во второй половине дня, если пойдет дождь?

— Ты идешь сегодня к фабианцам[65]? — спросил Брайан, когда друзья обсудили планы на следующий день.

— Конечно, — ответил Энтони. В тот вечер должны были состояться выборы президента на следующий семестр. — Будет открытый бой между тобой и Марком Стейтсом. Вам понадобятся все голоса, которые вы…

Брайан перебил его.

— Я уступаю.

— Уступаешь? Почему?

— По разным причинам.

Энтони взглянул на него и покачал головой.

— Не могу сказать, чтобы когда-нибудь мечтал об избрании на руководящую должность, — сказал он. — Не могу вообразить ничего более утомительного, чем председательствовать в какой-нибудь организации.

Даже в принадлежности к какой-либо организации нет ровным счетом ничего хорошего. Почему кого-то нужно заставлять делать выбор, если он этого не хочет, зачем связывать себя принципами, если суть человека заключается в его свободе, зачем вступать в тесную общность с другими людьми, когда почти всякий предпочтет действовать в одиночку; зачем связывать себя обещаниями быть в определенное время в определенном месте? Брайан с огромным трудом убедил его вступить в «Фабианское общество»; до всех остальных Энтони вообще не было дела.

— Это невыносимо скучно, — настаивал он на своем, — но если уж ввязался в это дело, то зачем уступать?

— Из Марка п-получится л-лучший президент, чем из меня.

— Более грубый, если я правильно понял, что ты имеешь в виду.

— К-кроме т-того, ему очень х-хочется быть избранным, — начал было Брайан, но осекся, почувствовал угрызения совести. Энтони может подумать, что он осуждает Марка Стейтса, присваивает себе право покровительствовать ему. — Д-дело в том, ч-что он з-знает, что сп-правится с р-работой в-великолепно, — быстро заговорил Фокс — А в-вот я… В общем, я н-не вижу п-почему…

— В действительности ты просто хочешь ублажить его.

— Н-нет-н-нет! — в полном замешательства воскликнул Брайан. — Только не это.

— Петух на навозной куче, — продолжал Энтони, не обращая внимания на протест Брайана. — Петухом ему и быть — даже если это наимельчайшая фабианская навозная куча. — Он расхохотался. — Бедняга Марк! В какое отчаяние он придет, если не сможет занять свою навозную кучу! К счастью, я предпочитаю книги. — Он с чувством хлопнул ладонью по святой Терезе. — И все же я не хочу, чтобы ты сдавался. Я бы умер со смеха, если б увидел, как Марк притворяется, что ему не придет в голову протестовать, если ты его побьешь. Кстати, — продолжал он, — ты читаешь газеты после голосования?

Почувствовав облегчение от перемены темы, Брайан кивнул.

— О син…

— О чем, о чем?

— О синд-дикализме[66].

Оба рассмеялись.

— Испытываешь странное чувство, — сказал Энтони, отсмеявшись, — если начинаешь думать о том, что простой разговор с социалистами о грехе должен казаться… ну… опасным, что ли. Грех… социализм. — Он покачал головой. — Это все равно что пытаться случать утку с зеброй.

— О грехе м-можно говорить, если начать с-с другого конца.

— С какого конца?

— С общественного. Обустроить все общество т-так, ч-чтобы невозможно было г-грешить.

— Ты действительно честно думаешь, что можно построить такое общество?

— В-возможно, — с сомнением сказал Брайан, подумав, что социальные перемены вряд ли освободят даже его самого от порочных желаний. Эти перемены вряд ли способны и как-то ограничить эти желания, если не считать каких-то узких, строго оговоренных рамок. Он покачал головой. — Н-нет, н-не знаю.

— Не думаю, что тебя хватит на большее, чем просто переводить человеческие грехи из одной области в другую. Мы, кстати говоря, уже сделали это. Возьми, например, зависть и целеустремленность. Раньше они выражались посредством физической силы. Теперь мы реорганизовали общество так, что людям приходится выражать эти качества в рамках экономической конкуренции.

— К-которую м-мы с-собираемся уничтожить.

— И таким образом вновь ввести в моду физическое насилие, так?

— Т-ты на эт-то оч-чень надеешься? — спросил Брайан, смеясь. — Т-ты п-просто уж-жасен.

Наступило молчание. С отсутствующим видом Брайан взял в руки «Путь к совершенству» и, переворачивая страницы, прочитывал, выхватывая из текста, то строчки, то целые абзацы. Потом он со вздохом захлопнул книгу, положил ее на место и, покачав головой, сказал:

— Я н-не п-понимаю, п-почему ты ч-читаешь эту ч-чушь. Эт-то ж-же очевид-дно, что ты сам в н-нее н-не в-веришь.

— Нет, я верю, — стоял на своем Энтони. — Не в ортодоксальном смысле, конечно. Это, безусловно, было бы полной бессмыслицей. Нет, я верю в факты и в фундаментальную метафизическую теорию мистицизма.

— Х-хочешь с-сказать, что, вступив в непосредственный союз с такой теорией, можно докопаться до истины?

Энтони кивнул головой.

— Самой ценной и значимой истины можно достичь только на таком пути..

Брайан несколько минут молча сидел, спрятав лицо в ладонях, уперев локти в колени и уставившись в пол. Потом он, не поднимая глаз, заговорил:

— М-мне к-кажется, что ты пытаешься с-служить и в-вашим… и… н-н…

— И нашим, — подсказал Энтони.

Брайан кивнул.

— Т-ты используешь доводы скептицизма против религии, против идеализма в л-любом его проявлении, — добавил он, вспомнив о той язвительности, с которой Энтони воспринимал любое проявление восторга, которое считал избыточным. — А вот эт-то, — Брайан указал рукой на «Путь к совершенству» — ты используешь п-против научных аргументов, если это соответствует твоей к-к… — он не справился со словом книга и произнес: — к-казуистике.