— Невозможно удержать Крым сегодня. И не нужно! — Он опять кивнул сам себе. — Татары никогда не будут полезными нашей империи. Сто тысяч человек, не имеющих ни земледелия, ни торговли: если им не делать набегов, то чем же они жить станут?

— Предлагаете всех вырезать?

— Разбегутся, — уверенно отрезал Брант. — Где у нас только легкой конницы набрать, чтобы ловить местность знающих? Нет. Не удастся.

А в принципе не против, и, кажется, никто не собирается возражать на столь кровожадные речи. Да я и сам как-то спокойно отношусь к идее, но реализация практически невозможна.

— Города с деревнями пожечь, чтобы жрать нечего было, и на Перекопе сесть, заткнув горлышко. Только ведь море. Привезут турки продовольствие. — Он излишне широким жестом развел руками.

— За погибель наших врагов! — вскричал, вскакивая, Перфильев.

Все поднялись, возбужденно чокаясь. Выпили. Яшка, позабыв, о чем недавно говорил, принялся разбирать животрепещущий вопрос о количестве палок провинившемуся солдату. По «зеленой дороге» многие ходили, и, хотя я прямо запретил доводить до смерти, без наказаний тоже нельзя.

— А ведь он прав, — негромко сказал Лебедев. — Сила татар в отработанной до совершенства тактике, в безукоризненном знании местности и навыках передвижения, маскировки и ведения боя в непростых условиях степи. Они не станут идти на прямое столкновение, ежели окончательно из ума хан не выжил. Повиснут на хвосте и будут кружить на дороге.

Он извлек видавшую виды трубку с ясным желанием. Все же перебрал секунд-майор. Прекрасно в курсе — не люблю табачного дыма в закрытых помещениях, и обычно себе не позволяет.

— Давайте выйдем наружу, — предлагаю.

Мои прапорщики, потенциальные поручики, попытались подняться при виде встающего командира. Отмахиваюсь. Сегодня у нас гулянка без чинов.

— И? — спрашиваю на свежем воздухе, оставив позади продолжающих праздновать. — Продолжайте.

— Доставка продовольствия для оккупационных войск превращается в полноценную войсковую операцию, — говорит Лебедев без промедления, раскурив тщательно набитый табаком прибор.

По мне, запах хуже любой махорки. Раньше не понимал, теперь реально почувствовал разницу с табаком будущего. Тамошние сорта горло не дерут. Хотя есть вариант, что я нюхал не самые худшие сорта, в отличие от здешних курильщиков, кои норовят чего подешевле ухватить.

— И малыми группами не прорвешься. Тут уж не поможет и ваш вариант с вагенбургом. Несколько тысяч татар рано или поздно уничтожат обоз. Придется в Крыму годами держать огромную армию.

— А разве есть иной выбор? — отвечаю, помедлив. Из темноты безмолвно возник Геннадий, и я остановил его жестом. Чуть погодя, не сейчас, пусть не сбивает любопытный разговор. — Проблема не вчера назрела. Сначала сугубо оборонительная стратегия с засечной чертой. Когда окрепли, продвинулись южнее, перешли к решительным действиям. При Софье попробовали Крым на твердость. Оказалось, плотные порядки татары взять не могут. Сложность в другом. Поход по суше на Крым возможен только ранней весной. Зимой по степи обозы не протащишь, а летом через огромный пал не пробьешься. То есть еще осенью-зимой надо сосредотачивать эти самые обозы в Изюме — Белгороде, да и пехоту туда выдвигать до распутицы.

— Все так, но ведь не зря шли к Азову с давних времен. Да и Таганрог заложили как промежуточную базу для постройки кораблей. Хуже того, пока отсутствует русский флот на Черном море, османы в любой момент могут высадить в Крыму десант и ударят в тыл. Гарнизоны турецких крепостей в Причерноморье немногочисленны и не могут самостоятельно сопротивляться в случае долгой осады. Это мы видим на наглядном примере Азова.

Он считает, и остальные крепости так же просто взять?

— Кроме того, сам регион был в основном заселен номадами, и все снабжение, в том числе и продовольствием, привозное. В этой ситуации если нет контроля над морскими коммуникациями, то нет возможности защитить Крым. Выходит, самое правильное не торопиться. Раз удержаться там не сумеем, так и незачем оставаться. Появятся корабли — другое дело. Тогда возьмем татар за глотку всерьез.

— Петр Первый, видимо, это понимал.

— Это уж нам не разобрать, что он там ведал или чего думал, — неожиданно отвечает старый служака, — да делал все вечно левой рукой через правое плечо. Я-то еще не забыл, каково было. Все верфи располагались чрезвычайно неудобно, за сотни километров от Азова — у Воронежа, по берегам верхнего течения Дона и его тамошних притоков. А уровень воды в реках нередко падал так, что не позволял сколько-нибудь крупным кораблям плавать по ним, отчего они после спада весеннего половодья стояли все лето (а зачастую и зимовали) в совершенно необорудованных местах — нередко посреди русла — на какой-либо мели. А почему?

— И почему? — послушно вопрошаю.

— Тоже торопыга был. Все сделать не к послезавтра, а через три часа. И год-другой ждать прямое оскорбление величия. Оттого лес не высушен правильно и гниет потом. А денег затратили… — Лебедев присвистнул. — Полсотни кораблей заложили, тридцать восемь строили и аж цельных три в море вывели!

Он посмотрел на меня и, видимо, нечто уловил, усмехнувшись.

— Воронежский полк с самого начала. Чего сам не видел, достаточно видоков осталось. Еще четыре или пять под Азов притащили, да плавать никогда не стали. И что дальше? А Петр приказал еще двадцать новых больших закладывать! На воду спустили восемь, два дошли до Азова, а через год-другой их сожгли и ушли оттуда! И то крупные. А одних стругов сотни сделали! Все сгинуло. И труд, и деньги, и лес, и множество людей.

Это он про вечно исчезавшие полимеры? Ничто не ново в России. И, если не считать дичайших цифр, особо не удивляет. Созданная еще в 1732 году Воинская морская комиссия вместе с Сенатом пришла к выводу о необходимости отказаться от петровской программы строительства больших военных кораблей в запертом Балтийском море. Заодно и сократить расходы на содержание излишне разросшегося флота. С занятной формулировкой: «Содержать без излишней народной тягости». Видать, и там наклепали на скорую руку кучу бесполезного хлама.

— Петр мчался впереди лошади?

— Все-таки не зря вас числят среди великих словесников, — окутываясь клубами дыма, одобрил Лебедев. — Умеете образно припечатать.

В очередной раз использовал неизвестно кем выдуманное про паровоз. Естественно, адаптированное к современным реалиям. Кто-то всерьез числит в великих, кто-то на манер Сумарокова с Державиным гневается по поводу издевательства невежественного Ломоносова над языком. Фактически я так и не переучился окончательно на лексикон восемнадцатого века и изредка использую привычные обороты.

— Петровские реформы начинались спонтанно, — без сомнения выложил он, — никакого плана преобразований не было, и изменения в стране возникали в ходе войны по мере необходимости.

В трезвом состоянии Лебедев бы не стал подобным образом высказываться. Всегда соблюдал политес и лишнего себе не позволял. Разговоры исключительно по службе и демонстрация отсутствия кругозора дальше батальона. Оказывается, не просто приличные мозги имеет, еще и мнение собственное наличествует. От начальства тщательно скрываемое.