Все королевские курганы в Уппсале относятся к категории кремационных захоронений, поэтому все богатства, которые когда-то в них лежали, превратились в обугленные обломки, но археологам все же удалось восстановить золотые шейные гривны, шлемы, оружие, усыпанное гранатами, и привезенные из-за рубежа предметы роскоши. Данные с других площадок, таких как Хогом в Норрланде, позволяют понять, какую одежду носили эти люди: облачения, полностью сшитые из ярко-красной ткани, с золотыми пуговицами, вышитые по подолу и рукавам золотой и серебряной нитью. Вероятно, все это сверкало и переливалось при каждом движении — такой наряд никак нельзя было назвать скромным.

В нескольких километрах от Уппсалы находится могильное поле Вальсгарде, место захоронения, по-видимому принадлежавшее одному обширному клану на протяжении всего железного века. Здесь было найдено около пятнадцати погребальных кораблей, по одному на поколение, с великолепным убранством: огромные щиты, иногда по три в одной могиле, с декоративными накладками с изображениями животных и переплетающимися узорами, тяжелые боевые копья и позолоченное оружие, украшенное характерным красно-золотым клуазонне с гранатами.

Высшим символом в системе социальных сигналов были мечи с кольцами, неоднократно встречающиеся в стихах и во множестве представленные среди археологических находок — оружие, в рукоять которого в буквальном смысле вбиты золотые кольца. Это был знак верности в бою, принесенной и принятой клятвы верности, отличительный знак полководца. Среди артефактов больших ладейных захоронений VI и VII веков самое глубокое впечатление производят шлемы с боевыми масками, полностью закрывавшими лицо, иногда дополненными защищавшим нижнюю часть головы и шею кольчужным занавесом. Их поверхность состоит из десятков небольших пластинок, украшенных рельефными сценами из северной мифологии: крошечными пешими и конными воинами, чудовищами, крылатыми существами, оборотнями и, вероятно, даже богами войны. Эти люди были ходячей иллюстрацией своего мировоззрения. В захоронениях также найдены останки бойцовых собак в шипастых ошейниках с поводками из цепей, и ловчих птиц, приученных к запястью. Ладьи были окружены забитыми животными — лошадьми и крупным рогатым скотом, чья кровь, вероятно, глубоко пропитала землю. Украшены были даже сами корабли: планшир щетинился завитками железных спиралей, вероятно имитирующих гриву драконьей головы, установленной на носу корабля.

Это были люди, которых любой мог узнать с первого взгляда, выделявшиеся из толпы везде, куда бы ни направлялись, — буквальное воплощение иерархии.

В Швеции первое из обнаруженных захоронений такого типа — ладейное захоронение в Венделе, в Уппланде, — дало название целому периоду, приблизительно с 550 до 750 года, двум векам, предшествовавшим эпохе викингов. В терминологии имеются расхождения: в Норвегии вендельский период называется меровингским, а в Дании он соединяется с эпохой Великого переселения народов и называется германским железным веком.

Новый общественный порядок распространялся на всех членов общины, не только на элиту, состоявшую преимущественно из мужчин. На Вальсгарде ладейные захоронения чередуются с кремационными захоронениями и погребальными камерами, во многих из которых находились женщины, похороненные с такими же статусными предметами, как и владельцы кораблей. Считать, будто эффектные ладейные захоронения важнее остальных, — не более чем современный предрассудок. Стихи того времени подчеркнуто воспевают могущество королев, которые блистали в высоких залах и подносили самопровозглашенным героям хмельной мед в украшенных драгоценными камнями чашах.

Необходимо также оценить масштабы этих погребальных пейзажей. Только на территории центральных шведских провинций Уппланд, Содерманланд и Вестманланд, окружавших озеро Меларен (а значит, имевших выход к Балтийскому морю), имеется около трехсот монументальных курганов диаметром более 20 метров. Это намного превышает размеры любого обычного кургана, и эти захоронения — могилы новых «королей», их знатных сподвижников и высокопоставленных членов их свиты. Сходную картину можно наблюдать на западе Швеции и, с гораздо меньшим размахом, на севере.

Сопоставив эти захоронения с картой, можно оценить размеры дружин, находившихся в распоряжении у этих военных вождей. Судя по могильным курганам, в районе Уппсалы, вероятно, могло быть от 40 до 50 предводителей такого же ранга, как похороненные в ладьях Вальсгарде, и за ними стояли отряды численностью, вероятно, от пяти до восьми сотен воинов. Если бы они захотели отправиться в плавание, для их перевозки потребовалось бы около 50 ладей вальсгардского типа. Такую «армию» короли Уппсалы приводили с собой на войну.

Некоторые аспекты монументальных захоронений вызывают и другие вопросы — например, в некоторых крупных ладейных погребениях найдены саамские палаточные тенты из бересты с характерным выжженным орнаментом. Ими накрыты некоторые погребальные корабли; с точки зрения саамов, это превращало все судно в могилу, обустроенную согласно их обычаям. Трудно понять, что это означало, — возможно, дипломатический подарок, что-то вроде похоронного венка, который в наше время высокий гость из другой страны может возложить на могилу современного политика, или нечто более интерактивное? Так или иначе, похоже, что тесные отношения между скандинавами и саамами существовали на самом высоком уровне.

Охватившие Север общественные изменения коснулись и домов крестьян: даже планировка и внешний вид построек изменились сообразно новому укладу домашней жизни. Произошел переход от общинных застолий под открытым небом и приготовления пищи в земляных печах к культуре закрытых залов, которая с меньшим размахом воспроизводилась в домах сельских жителей.

Архитектура построек имела особое значение для новой идеологии Севера, поскольку спектакль новой власти требовал подобающей сцены и декораций. Именно с этого времени прослеживается подъем зальной культуры. По сути, зал был преемником традиционного скандинавского длинного дома, с жилой зоной, преобразованной в специально открытое для обозрения общественное пространство. Кухонная зона была отгорожена с одного конца и находились вне поля зрения, личные покои правителя располагались по другую сторону и были также отделены от главного зала. Эти постройки имели разные входы для гостей разного ранга и иногда приемные помещения или вестибюли, где можно было оставить броню и оружие, прежде чем получить допуск в главный зал.

В центре зала располагались длинные очаги. По обе стороны от них тянулись помосты со скамьями, на которых сидели гости. Позднее, после того как мебель уносили, они могли там же улечься спать. В одном конце комнаты либо в середине длинной стороны стояло высокое кресло хозяина зала, притягивавшее все взгляды. Гостей радушно приветствовали — их присутствие в какой-то мере придавало смысл всему происходящему и диктовалось угрюмой логикой обязательного и взаимного гостеприимства, входившего в кодекс поведения знати. Зал служил местом выражения взаимного признания, рассказов за пирами и выпивкой (особенно выпивкой), вручения и получения колец и других знаков щедрости, с помощью которых правитель контролировал своих людей, а те, в свою очередь, добивались осуществления его воли среди народа. Кроме того, зал был в высшей степени гендерно дифференцированным пространством и изобиловал символикой, связанной с ролями мужчин и женщин.