– Давно здесь живете, падар? – спрашивает подполковник.

Последнее слово в его фразе переводится, как «отец».

– У многих уже родились дети, – спокойно отвечает старик.

Он держится с большим достоинством, но не старается скрыть, что они такие же пришельцы здесь, как и мы.

– У этих земель уже есть хозяева, – замечает Хазаев.

– Знаем. Они появлялись у нас. Сказали: живите, если хотите. Иногда приезжают, покупают у нас продукты.

Кажется, старика так и подмывает спросить: по какому праву явились сюда вы? Хазаев не дает ему такой возможности и заявляет об этом сам:

– Недавно неподалеку отсюда была обстреляна колонна. Правители здешних земель обратились к нам за помощью. Просили навести порядок в округе.

– У нас все тихо, – категорично отвергает обвинение старик.

Собравшиеся за его спиной мужчины дружно подтверждают его слова. Прямо, рай земной. Размеренная работа, ни потрясений, ни перемен.

– У вас – да. Но кто-то же напал! Уж не ваши ли люди? Повыше по течению один стрелял в нас из пулемета. По одежде – ваш.

– Мало ли кто может быть? Люди бегут от войны, – замечает старик. – К нам иногда заходили вооруженные люди. Требовали продуктов.

– Давно заходили?

– В последний раз – давно.

– У вас оружие есть?

– Нет. Мы мирные жители, – с тем же успехом старик может врать. Прятать оружие они давно научились, и тут потребуется минимум несколько дней, чтобы обыскать все возможные и невозможные места. Например, лес.

Хазаев раздумывает. Доказать мы ничего не можем, а приказ запрещает прибегать к крутым мерам.

– Раненые, – подсказываю я ему, и подполковник сразу понимает мысль.

Не факт, но зацепить в бою могло не одного. Если даже здоровые действительно лишь зашли в кишлак, да хоть и остались в нем, попробуй, пойми, насколько мирным является тот или иной человек, то рану скрыть гораздо труднее, чем оружие.

Паршивое дело – быть и милицейской ищейкой, и карателем в одном лице. Однако как-то не верится в непричастность местных к недавней засаде. Или участвовали, или покрывают своих земляков, только предпочитают молчать, как всегда на Востоке.

– Больные или раненые есть? Мы должны удостовериться, – говорит Хазаев.

С сильными спорить бесполезно. Крестьяне и не спорят. Мы поверхностно оглядываем столпившихся мужчин, несколько групп проходят по домам, но ни у кого не белеют свежие повязки. Если же и есть, то они запрятаны под халаты, а не будешь же раздевать всех подряд!

– Нам бы очень не хотелось воевать, – заявляет подполковник и Сугудаев громко переводит объявление для местных жителей. – Очень. Нам нечего здесь делить. Но если нападение повторится, мы будем вынуждены вернуться. Лучше жить мирно. Да и владельцы земли могут попросить вас уйти обратно.

Намек слишком прозрачен. Банда может скрыться, растворится в лесу или затеряться в горах, но кишлак не перенесешь с места на место.

– Мы мирные люди, – повторяет старик.

О бронепоезде, который стоит у мирных людей на запасных путях он не напоминает. Не знают они наших популярных песен.

Батальон уходит. На душе довольно погано. Не люблю запугивать простых людей. Да и задание по большому счету не выполнено. Но что еще мы можем предпринять? Найти кого-то, кто работал бы на нас и оповещал о возможных вылазках? Но как? Для этого как минимум требуется связь. Требовать мы можем, а защитить – никак. Это в том случае, если селяне действительно безоружны, во что не слишком верится.

Мы можем лишь мстить. Если подумать – последнее дело, еще больше раздувающее пожар взаимной неприязни.

Но лица некоторых бойцов дышат довольством. Им явно удалось прикупить в кишлаке чарса, а то и местного самогона – шаропа. Неужели здесь ходят деньги? Продать ведь нам сейчас было нечего. Привычно закрываю глаза на такое нарушение уставов. Бойцы тоже люди, и какая-то разрядка им нужна.

– Товарищ подполковник, что там было с ДШБ? – я стараюсь отвлечься от нехороших мыслей, и заодно прощупать обстановку.

– Слишком десантура успокоилась. Иной мир, тишина, покой, – Хазаев говорит буднично, как о заурядном происшествии. – Вот и поплатились. Вошли в зеленку где-то далеко отсюда, и нарвались на засаду. Несколько бэтээров пожгли в упор, положили человек двадцать, а то и тридцать. Еле вырвались. Потом еще пытались нагнать и разгромить банду. В общем, целый день воевали без особого толка.

Я невольно присвистываю. Потерять тридцать человек, пусть две трети, как водится, «трехсотыми» – непозволительная роскошь. Не зря я так не люблю зеленку! Теперь становится понятным, почему мы вчера так и не дождались вертушек. По сравнению со случившимся, вся наша погоня, включая стычку с пулеметчиком, – всего лишь легкая прогулка.

Перспективы отнюдь не радуют. Раньше я считал, что ничего особо серьезного нас здесь не ждет. Партизанское движение может существовать лишь при опоре на население. Потому разрозненные группы духов, проникшие до нас по эту сторону Врат, пропадут сами собой. Против города они бессильны, сельского населения тут, как уверяли, нет, потому конец их неизбежен. Они в прямом смысле слова вымерли бы с голода.

Раз тут есть не только духи, но и вполне мирные, пусть и самовольные, поселенцы, борьба поневоле затянется. Бандиты всегда получат продукты, не добром, так силой оружия, да и какое-никакое пополнение у них обязательно будет. Следовательно, война затянется, может, не такая масштабная, только где-то обязательно нас будут кусать.

Местные тоже хороши. Нет, чтобы решить проблему своими силами, они просто позвали нас. Бесплатное пушечное мясо, почему бы не воспользоваться случаем? Или в ином качестве мы никому просто не нужны?

Сколько тут вообще кишлаков? Пять, десять, сто? Лимит удивления давно исчерпан, и любой ответ готов принять на веру. И что теперь? Ставка с нашей стороны слишком высока, чтобы просто взять и оказаться от союза. Отдуваться же за все нам.

Хоть бы тогда не темнили, а сказали прямо, что надо! И хоть карты бы приличные выдали!

А еще – другие государства. Может, и тут грозит какая-то война?

Прям, полдень каменного века, мать его за ногу!

– Думаешь, нас на курорт прислали? – в такт моим мыслям произносит Хазаев.

– Угу. За особые заслуги, – отвечаю я.

– В том и дело. Курортов для нашей профессии не бывает. Ничего, хоть Врата теперь перекрыты с обеих сторон. Должны будем справиться. А курорт тут для ученых будет.

И непонятно, кого Хазаев успокаивает, себя, или меня?

Мы – пехота, и наше дело маленькое.

36

Ахор был сравнительно молодым для повелителя не столь уж малого государства, ему шла всего лишь тридцать четвертая весна, но будучи правителем наследным, законным, он готовился к приятию власти с самых юных лет, и потому не терял головы ни при каких обстоятельствах.