Четыре отряда по пять человек каждый — один несет два фонаря, а четверо держат наготове дробовики или мушкеты — ведут поиски четырехчасовыми сменами. Когда одна группа возвращается, продрогшая до костей и дрожащая, следующая уже ждет на верхней палубе, тепло одетая, с прочищенным, заряженным и приведенным в боевую готовность оружием, с заправленными маслом фонарями, — и возобновляет поиски в секторе, только что покинутом предыдущим отрядом. Люди уходят от корабля дальше и дальше, двигаясь все расширяющимися кругами через нагромождения ледяных глыб, и их фонари то видны часовым на палубе, то скрываются за обломками айсбергов, застругами, торосными грядами или теряются во мраке в отдалении. Капитан Крозье и матрос с красным фонарем переходят от сектора к сектору, проверяя каждый отряд, коли находят, а потом возвращаются на «Террор», чтобы проследить за людьми и обстановкой там.

Это продолжается уже двенадцать часов.

Когда бьют две склянки — в шесть часов вечера, — последние поисковые отряды возвращаются, так и не найдя пропавших, но несколько матросов сконфужены тем, что стреляли в ветер, пронзительно воющий среди зубчатых ледяных гор, или в сами ледяные глыбы, приняв какой-нибудь серак за неясно вырисовывающегося в темноте белого медведя. Крозье поднимается на борт последним и спускается вслед за людьми на жилую палубу.

Почти все матросы убрали на место мокрые шинели и башмаки и прошли в свою столовую — столы уже спущены на цепях, — а офицеры отправились ужинать в кормовой отсек к тому времени, когда Крозье сходит вниз по трапу. Его вестовой Джопсон и первый лейтенант Литтл спешат к нему, чтобы помочь снять заиндевелую верхнюю одежду.

— Вы здорово замерзли, капитан, — говорит Джопсон. — У вас лицо обморожено, вон какая кожа белая. Ступайте в офицерскую столовую ужинать, сэр.

Крозье мотает головой.

— Мне нужно поговорить с командором Фицджеймсом. Эдвард, приходил ли посыльный с «Эребуса», пока я отсутствовал?

– Нет, сэр, — отвечает лейтенант Литтл.

– Пожалуйста, поешьте, капитан, — настаивает Джопсон. Для стюарда он имеет весьма внушительные габариты, и его низкий голос напоминает скорее грозное рычание, нежели жалобный скулеж, когда он упрашивает своего капитана. Крозье снова трясет головой.

— Будьте любезны, заверните мне пару галет, Томас. Я погрызу их по пути к «Эребусу».

Джопсон хмурится, выказывая свое недовольство столь глупым решением, но спешит в носовую часть, где мистер Диггл хлопочет подле своей огромной плиты. Сейчас, в обеденное время, на жилой палубе отнюдь не жарко, и такая температура воздуха — около сорока пяти градусов[3]— будет держаться здесь в любое время суток. В последние дни на отопление тратится очень мало угля.

– Сколько человек вы возьмете с собой, капитан? — спрашивает Литтл.

– Нисколько, Эдвард. Когда люди поедят, отправьте на лед по меньшей мере восемь поисковых отрядов, на последние четыре часа.

— Но, сэр, следует ли вам… — начинает Литтл, но осекается. Крозье знает, что он собирался сказать. «Террор» от «Эребуса» отделяет всего лишь миля с малым, но это пустынная, опасная миля, и порой требуется несколько часов, чтобы ее преодолеть. Если налетает снежная буря или просто начинается метель, люди сбиваются с пути или не могут продолжать движение при встречном ветре. Крозье сам запретил людям ходить к другому кораблю поодиночке, и, когда нужно передать сообщение, он отправляет по меньшей мере двух человек, с приказом возвращаться назад при первых же признаках ненастья. Мало того, что теперь между кораблями вздымается айсберг высотой в двести футов, зачастую загораживающий даже вспышки сигнальных огней на «Эребусе», так еще и проложенная между ними тропа — хотя ее расчищают и разравнивают лопатами почти каждый день — в действительности представляет собой извилистый лабиринт среди постоянно перемещающихся сераков, ступенчатых торосных гряд, перевернутых гроулеров и беспорядочных нагромождений ледяных глыб.

— Все в порядке, Эдвард, — говорит Крозье. — Я возьму компас.

Лейтенант Литтл улыбается, хотя шутка несколько приелась за три года пребывания здесь. Если верить приборам, корабли находятся почти прямо над северным магнитным полюсом. От компаса здесь столько же пользы, как от «волшебной лозы» для отыскания руды.

К ним подходит лейтенант Ирвинг. Щеки молодого человека блестят от мази, наложенной на места, где обмороженная кожа побелела, омертвела и слезла.

— Капитан, — выпаливает он, — вы не видели там, на льду, Безмолвную?

Крозье уже снял фуражку и шарф и вытряхивает сосульки из своих влажных от пота и тумана волос.

– Вы хотите сказать, что эскимоски нет в ее маленьком укрытии за лазаретом?

– Да, сэр.

– Вы хорошо обыскали жилую палубу?

Главным образом Крозье беспокоит предположение, что, пока большинство людей несло вахту или занималось поисками пропавших, эскимосская ведьма попала в какой-нибудь переплет.

– Так точно, сэр. Ни следа Безмолвной. Я спрашивал людей, но никто не помнит, чтобы видел ее со вчерашнего вечера. В смысле, после… нападения.

– Она была на палубе, когда зверь напал на рядового Хизера и матроса Стронга?

– Никто не знает, капитан. Может, и была. Тогда на палубе находились только Хизер и Стронг.

Крозье шумно выдыхает. Вот уж поистине нелепо, думает он, если их таинственную гостью — впервые появившуюся в тот самый день, когда этот кошмар начался шесть месяцев назад, — в конце концов утащило жуткое существо, появившееся здесь одновременно с ней.

– Обыщите весь корабль, лейтенант Ирвинг, — говорит он. — Загляните во все потайные уголки, щели, кладовые и канатные ящики. Следуя логике, если не найдем женщины на борту, будем считать, что она… покинула нас.

– Хорошо, сэр. Я отберу трех-четырех человек, чтобы помогли мне в поисках?

Крозье мотает головой.

— Только вы один, Джон. Я хочу, чтобы все продолжили поиски на льду в течение нескольких часов, пока в фонарях не выгорело масло, и, если вы не найдете Безмолвную, присоединитесь к любому из поисковых отрядов.

— Есть, сэр.

Вспомнив о тяжелораненом, Крозье направляется через матросскую столовую в лазарет. Обычно во время ужина, даже в столь темные дни, за столами слышатся разговоры и смех, несколько поднимающие настроение, но сегодня здесь царит тишина, нарушаемая лишь стуком и скрежетом ложек о металлические миски да изредка звуками отрыжки. Измученные люди сгорбившись сидят на своих матросских сундучках, служащих стульями, и капитан видит лишь усталые лица, пока протискивается к носовому отсеку.

Крозье стучит о деревянный столбик справа от занавески, отделяющей лазарет от кубрика, и заходит.

Судовой врач Педди, сидящий за столом посреди помещения и накладывающий шов на левое предплечье матроса Джорджа Канна, поднимает глаза от иголки с ниткой.