Утро. Плац. Построен полк внутренних войск. Перед полком прохаживается командир полка, полковник Ермаков. Плотный, среднего роста. Хмур и серьезен.

— Солдаты! Сынки! Да, вы мои сынки! У меня сын вашего возраста, и тоже служит! Служит не у папаши под крылышком, а в танковой дивизии! И я знаю, как ему не легко! Поэтому мне не безразличны ваши судьбы, и я болею за вас душой! Я ответственен перед вашими родителями, перед командованием, которые доверили мне ваши жизни! Я же в свою очередь должен сделать вас настоящими мужчинами, воспитать воинами, защитниками Родины! Мы дружная семья, и я не потерплю, чтобы какая-то паршивая овца портила взаимоотношения военнослужащих вверенном мне полку. Не потерплю никаких проявлений «дедовщины», издевательств над молодыми солдатами! Зарубите это раз и навсегда себе на носу!

Полковник снял фуражку. Вытер платком лоб и снова надел головной убор.

— Сержант Епифанцев!

— Я!

— Выйти из строя!

Сержант Епифанцев, чеканя шаг, вышел из строя!

— Кругом!

Епифанцев, потупив голову, повернулся к строю.

— Вот, сынки! Сержант Епифанцев возомнил себя вершителем судеб, поднял руку на ребят из нового пополнения! Я возмущен, случившимся! Он, наверное, забыл, как мы его спасали год тому назад от «дедовщины»! Забыл, как слезы лил рекой и соплями умывался! А теперь, скоро дембель, можно отыгрываться на молодых солдатах? Нет, дорогой, «дедовщины» в моем полку не будет! Запомните это все! Я ко всем обращаюсь! К офицерам это относится в первую очередь! С них спрос будет особый! Я хочу, чтобы вы, когда вернетесь из армии, с теплом вспоминали годы, проведенные в ней, и на всю жизнь сохранили настоящую мужскую дружбу…

Пыльная дорога. Рота на марше. Бегут по жаре, обливаясь потом, в полной боевой выкладке молодые солдаты.

— Не отставать! Живее! Не солдаты, а сонные мухи! Подтянись! Бахметьев, дыши глубже! — старший сержант подгоняет отставших.

— Не могу, товарищ старший сержант!

— Нет такого слова «не могу». Есть слово «надо»! Почему другие могут? Давай, Бахметьев! — хрипло кричит, бегущий рядом с солдатом, капитан Кашин.

— Давай, мужики, еще немного осталось! Последний рывок!

Наконец-то показалась зеленая рощица со сторожевой вышкой стрельбища. Добежав до нее, солдаты в изнеможении в насквозь сырых от пота гимнастерках повалились на траву. Кто курит. Кто жадно прикладывается к фляжке, кто просто лежит и смотрит в небо, кто уже забылся в полудреме, закрыв глаза. Почти ни кто не разговаривал. Все смертельно устали. Отовсюду слышался веселый птичий щебет и неугомонное стрекотание кузнечиков.

После получасового перекура по приказу капитана Кашина старший сержант поднял солдат. Начались стрельбы. Ромка и остальные со стороны наблюдали, как стреляет первый взвод.

Особенно всех удивил Коля Сайкин: вместо коротких очередей, он шарахнул по мишеням одной длинной, даже ствол у автомата задрался вверх. Наверное, весь рожок опустошил.

— Рядовой Самурский!

— Я!

— На огневой рубеж!

Ромка выбежал на позицию, улегся за бетонным столбушком. В конце поля перед высоким насыпным валом маячили четыре стоячие черные мишени, а чуть ближе, в стороне от них, на бруствере — ряд банок из-под пива, по которым ради забавы одиночными постреливал капитан Кашин, стоящий в стороне.

Ромка Самурский с чуть отросшими светлыми волосами был похож на торчащий из-за столбика одуванчик. По команде сержанта он короткими очередями уложил все мишени. И без приказа шарахнул по ряду банок, которые под пулями разлетелись в разные стороны. У всех вытянутые удивленные лица. Капитан в восхищении присвистнул и сдвинул кепку на затылок.

— Ну, дает! Молодец! Учитесь, горе-стрелки у своего товарища!

— Как фамилия? — поинтересовался капитан.

— Самурский, товарищ капитан!

— Напомнишь мне о нем, — сказал Кашин, обернувшись к старшему сержанту.

— Учиться парня пошлем в учебку. Мировой снайпер из него может получиться.

Со стрельбища возвращались на машине под брезентовым верхом. Усталые, запыленные, но довольные, полные впечатлений.

Казарма. Вечером все заняты своими делами: кто подшивает подворотничок, кто читает книгу, кто письма из дома, кто тихо бренчит на гитаре, кто пишет письма родным. Ромка Самурский тоже пишет.

Мать Ромки в волнении вскрыла письмо от сына, рядом его бабушка и сестренка Катя.

«Здравствуйте, мои дорогие! Получил сразу три ваших письма. Все вы за меня переживаете и напрасно. Все у меня хорошо. Первое время было тяжело. Первого ходили на стрельбище. Это 18 км в одну сторону. Все сдал на «5». Вернулись со стрельбища уставшие, грязные, и мне сразу три письма! Обалдеть можно! Читал два дня. Я вас всех очень люблю. Часто о вас вспоминаю. Писать мне часто не надо, а то не удобно перед пацанами. Кому-то вообще ни одного письма не было, а у меня целая стопка. И выбрасывать жалко, а хранить не больше четырех только можно…»

— Слава богу, что ему нравится служба. В начале всегда нелегко, с непривычки. Ничего обвыкнется. Он у нас мальчишка самостоятельный. Есть в кого, — откликнулась бабушка и вздохнула.

Территория «учебки». Офицер привез группу солдат из части учиться на кинологов, радистов, снайперов, командиров БТРов. Солдаты в ожидании командира курили во дворе, сидя на скамейках перед закопанным в землю колесом от «Урала», в который была вставлена урна. А в это время в кабинете начальника «учебки» накалялись страсти. Начальник ругался на чем свет стоит.

— Ну, нет у меня мест! Ты понимаешь? Ну, нет! — кричал красный как рак майор. — Я, что — резиновый? Где я тебе их возьму!

— Сколько нам по разнарядке спустили, мы столько и привезли! — твердил возмущенный капитан Кашин. — Меня не трясет, куда подевались места! Не хрен было блатных из местных набирать!

— Я тебе русским языком говорю! Нет у меня мест! Я что, тебе, рожу? Не возьму я их!

— Возьмешь! Я их назад не повезу! Даже и не надейся! Делай, что хочешь! Я свое задание выполнил, доставил пацанов! А ты уж сам разбирайся, что с ними делать и куда девать!

После жарких дебатов в кабинете у майора Кашин вышел попрощаться с солдатами.

— Ну, пацаны, бывайте! Главное, не робейте! Еще увидимся! Отучитесь, вернетесь в родную часть. Будем вас ждать! Счастливо оставаться! Не позорьте полк! Держитесь вместе! В обиду друг друга не давайте!

— До свидания, товарищ капитан. Не волнуйтесь, не опозорим! Счастливого пути! Всем в части привет!

— Полковнику Ермакову, персонально! — брякнул рядовой Сайкин, покраснев как красна девица.

— Непременно передам!

На следующий день начальник учебки передал личные дела на восьмерых солдат старшему лейтенанту и приказал отвезти в штаб дивизии.