Как и немногие сверстники – дети чиновников Нерчинского горного округа, Лешенька Бизин дома жил мало. После окончания начальной Карийской школы, по твердому решению отца, был отдан в Читинское коммерческое училище. «Учись, Лешка, на купца! – смеялся отец. – Авось и откроешь гильдию купцов Бизиных…» Конечно, Бизин-старший просто зубоскалил, скуки ради. Учили-то Лешку больше на бухгалтерского конторского служку, учебу свою он ненавидел, и если бы не страх перед отцом…

Отдушиной были каникулы, особенно летние. Их Алексей обычно проводил в кругу семьи, на приисках. На лоне чудесной забайкальской природы. Рыбачил, собирал ягоды и грибы. Стал постарше – отец подарил легкую тульскую одностволку-берданку. Но азартом охотника Бизин-младший так и не проникся, поэтому на охотничьих выездах чаще у табора ошивался, слушал под треск костра нескончаемые рассказы подручного люда.

Главным рассказчиком здесь слыл разбитной, с плутоватым выражением рябого, похожего на ноздрястый гречишный блин лица, конюх Степан. Собственно, на конном дворе управления приисками его никто по имени-то и не кликал. Чаще по прозвищу – Босяком, на которое конюх откликался привычно и охотнее, чем на законное имя. Был он из ссыльно-поселенцев. Срок свой уже отбыл, да так и прижился на промыслах.

Уверившись в добром и веселом нраве поселенца, Алеша со своими мальчишескими просьбами обращался именно к Степану-Босяку: смастерить или починить что-то – поначалу из игрушек, а потом и из охотничьей амуниции. Когда появлялась надобность куда-либо съездить, конюх давал Алексею шустрого и умного Гнедка, послушного стременам и поводьям.

У костра же Босяк просвещал паренька по части нравов и законов преступного мира.

Жестокого и бесчеловечного нутра уголовщины в рассказах Босяка словно и не существовало. Залихватские истории были полны романтикой уркаганского братства, чести и отваги. Отчаянные похождения разных благородных Валетов и Королей, Сонек и Манек – Золотых ручек, прочей «чесной компании» следовали железным, непреложным законам благородной «дербанки» – строгой справедливости при дележе добычи; неписаным правилам грабить богатых и раздавать все нищим; гордым понятиям высокой воровской чести, оскорбление которой смывается только кровью; повседневной, доходящей до аскетизма, скромности «рыцарей ночи». И конечно же обязательности шикарной гулянки «чесного люда» по благополучному завершению крупного «дела», – дескать, знай нашу щедрость, удаль и размах!

Алешу истории Босяка покоряли и завораживали. Невольно он сам уже втянулся во все эти россказни, пересказывал их друзьям, вкручивая вычитанные в авантюрных романах детали «благородного разбоя» в услышанное от Степана. Иногда даже выдавал придуманное за случившееся при его участии. Кстати, именно Лешенька и придумал это столь гордо звучащее – «рыцари ночи».

Увлечение Босяком и его «учением» дома не афишировал, ибо рука у горного мастера Бизина была тяжелой. Папаша об уголовниках мнение имел одно: чем больше их сдохнет, тем лучше. В глубине души с отцом трудно было не согласиться: среди невольных обитателей карийской каторги почему-то совершенно не встречались одухотворенные уголовной романтикой типажи. Каторжники по-звериному дрались между собою за пайку хлеба и другие кандальные «блага», а дабы избежать палочной расправы за совершенную провинность, терпели любые унижения, жалобно голося и ползая червяками в пыли, доносили друг на друга по малейшему поводу. Героями блатного романтического мира на карийской золотодобыче и не пахло.

Но убеждения Бизина-младшего тем не менее крепли: такие герои есть! Авантюрные романы, давно ставшие основным чтивом паренька, взахлеб рассказывали о бесстрашном и неуловимом Робин Гуде, остроумном и вертком Рокамболе, аристократичном и наполненном мистикой Казанове. Пиратское благородство вообще не шло ни в какие сравнения! Из хрестоматийного стивенсоновского «Острова сокровищ» ближе и понятней для Лешеньки оказалась логика поступков и жизненные понятия Джона Сильвера и легендарного Флинта с сундуками пиастров, а не нищее благородство сверстника Джима, разных капитанов смолеттов и докторов ливси.

В правдивость всех этих авантюрных описаний Алеша искренне верил, потому как описываемый в них дух благородства совпадал с атмосферой, наполняющей рассказы Босяка. А это совпадение, по мнению Алеши, просто не могло быть случайным. Об одном и том же повествовали далекие, высокообразованные, знаменитые на весь мир авторы книжных приключений и бывший малограмотный каторжник. И самым удивительным было то, что и авантюрные романы, и рассказы Босяка объединяла одна и та же жизненная формула: любить – так королеву, а красть – так миллион!

В темной спальне Алеша строил планы грандиозных ограблений, рисовал захватывающие воображение картины потрясающего до слез собственного благородства при раздаче обездоленным награбленного. Утром криминальные мечтания улетучивались, дабы вечером возрождаться в новых красках и подробностях.

Обязательно среди этих воровских феерий присутствовала и королева. И если поначалу это тоже был созданный воображением образ, то с некоторых пор эту роль Алеша отвел юной и гибкой Акулине, из семьи карийских поселенцев Витошкиных.

Он встретил ее в один из последних своих летних приездов домой на каникулы.

И Акулине приглянулся молодой барчук, невысокий, но статный, с пробивающимися темными усиками на довольно смазливом лице.

Но наивно-возвышенные мечтания Алеши о Прекрасной даме и прочей любовной романтике вскоре были разбиты в пух и прах.

Однажды он, с ужасной таинственностью, наконец-то сумел вручить предмету своих обожаний пространное романтическое послание, в котором помимо объяснений в страстной любви и приглашения к будущим приключениям в духе Теофиля Готье содержалось и нечто более конкретное: день, час и место свидания с дамой сердца, если, конечно, она снизойдет до его чувств. При этом Алешу несколько задела та обыденность, с которой избранница приняла письмо. И еще то, что без ожидаемого волнительного трепета согласилась на назначенное свидание. Алеша отнес это на счет незаурядной застенчивости Акулины. Но произошло ужасное!

– Ежели вы, барин, хочите, чтобы я вас полюбила, – скромно сообщила пришедшая в сумерках к березкам на околице Акуля, – то я согласна взять всего пять рублев, потому как вы мне тоже симпатичны…

Лешенька остолбенело смотрел на шевелящиеся губы «королевы», которая еще что-то ему объясняла с почтительной улыбочкой. Когда слух вернулся к нему вместе с даром речи, Алексей прошептал, охрипло и растянуто:

– Бог мой, да что же вы такое говорите?!

– Но папенька не велел с вами ложиться, ежели меньше дадите! – сокрушенно, тоже переживая, всплеснула руками Акуля…

Случившее стало молодому Бизину уроком на всю жизнь. А из полученного урока вытек и закономерный для подростковой категоричности вывод, который впоследствии подтверждался не раз, а посему стал для Алексея непреложным законом: все и вся можно купить, все имеет свою цену. То, чего нельзя купить за деньги, можно купить за большие или очень большие деньги. А что не продается за деньги, – успешно выменивается за другие ценности. Например, за свободу, жизнь, славу, власть. Впрочем, слава и власть – это те же самые деньги. Без оных мир виделся Бизину темным, никчемным и бессмысленно пустым.