– Да нет, река ничего. Мы в милицию звонили.

– Почему в милицию? Я сейчас приеду. Алло! Вы слышите? Я сейчас такси возьму и приеду. Где же он, боже мой! Я приеду!

– Она приедет.

– Мария Васильевна, я к реке пойду.

– Хорошо, Елизавета Елизаровна, только вы что-нибудь примите, на вас лица нет!

Глава девятая.

«Харитонов – это я»

Иной раз шаг шагнёшь – просто шагнёшь, а другой раз шагнёшь – и что-то важное случится. Уже сколько улиц прошли лейтенант Грошев и Кеша совсем понапрасну, а на этой улице Кеша вдруг что-то почувствовал, заволновался. Это же Глебова улица! Вот гора свежего песка у чьего-то забора, вот сгорбившаяся от старости, дуплистая, вечно о чём-то вздыхающая ива, а вот и Глебова калитка!

– Ты что это, ласковый? Что тебе померещилось?

– Здесь, здесь! – крикнул Кеша. – Здесь живёт Глеб. Вот тут, тут!

Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.

– Всякий на свой манер воспитывает, – говорил сердитый голос. – Без зверья обойдёмся.

Другой голос возражал ему:

– Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет – к людям душой обернётся, сердцем прилепится.

– Сказал уж… – опять вступил в разговор сердитый голос. – Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.

Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась – звонок позвонил.

На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович – Глебов дедушка.

– Ошибка, – сказал он лейтенанту Грошеву. – Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш – девять.

– Зачем мне дом семь? – удивился лейтенант Грошев. – Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.

– Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!

– А где он?

– Нету. Увезли. Заболел, и увезли.

– Куда?

– На аэродром, – сказал Дмитрий Глебович с раздражением. – Фокусы.

– Какие фокусы?

– Лечить.

– Как – лечить?

– Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с мёдом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.

– А, поздорову ли, милок!.. – Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. – Ну дак, то и сё, бывай, Митрий Глебыч.

Он обошёл Глебова дедушку, сойдя с узкой дорожки – на ней было не разойтись, – и вместе с козырнувшим Дмитрию Глебовичу лейтенантом Грошовым вышел за калитку. Калитка опять позвонила.

Кеша, не дозевав очередной нервный зевок, подбежал к ним.

– Вот ты где, собака-пёс! – поразился дедушка Колдырь. – А цыплачок-то уж какой иск из-за него принял.

– Тут что-то все друг друга обыскались! – усмехнулся Грошев. – Я тоже насчёт всяких «цыплачков» розыск веду… Фома Никитич, тороплюсь, хочу до пристани дойти.

Лейтенант Грошев и дедушка Колдырь, слегка прихрамывая, пошли рядом, а Кеша за ними сзади – шаг в шаг.

– Так что это за «цыплачок»?

– Да тут один из-за собаки-пса из детского сада вбежки убежал.

– А кто такой? Из какого сада? Как фамилия?

– А я не пытал фамилию. Из льнокомбинатского сада. А что, хватились?

– Одного какого-то хватились. Запутаешься тут с ними! Их тут вроде бы целых два бегают.

– Ну, я этого-то назад наладил. Ванюшку с ним к парому послал.

– Так. Съезжу-ка я на ту сторону, узнаю. Вышли на дорогу, ведущую к пристани.

Показалась купа бузинных кустов. На дороге никого не было, но Кеша насторожился. Он остановился, его чёрный нос заходил из стороны в сторону.

Ветер, долетевший от бузины, принёс знакомый запах. Кеша помчался к кустам:

– Ростик! Ростик!

В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.

– Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стойка! – Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.

– Та-ак, – сказал лейтенант Грошев. – Это что, марсиане тут приземлились? – Он показал на разбитый мопед.

– На Марсе воздуха в восемь раз меньше, чем в земной атмосфере, – мрачно сказал Иван. – Там человеческие существа обитать не могут.

– Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?

– Ты чего ж это в сад-то не вернулся? – спросил Ростика дедушка Колдырь.

– А ты кто такой? – одновременно спросил его лейтенант Грошев.

– Ростик.

– А Харитонов кто? Он с тобой?

– Харитонов – это я, – прошептал Ростик.

– Ты?

Лейтенант Грошев захохотал.

– «Хвостик»! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не «хвостик», как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж – одна, и та нашлась.

Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:

– Ну вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.

– Зачем? Я ничего не сделал… – заканючил Иван. – Это Федькин мопед, не чужой.

– Я уж понял, что Федькин.

– Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…

– Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.

Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.

– Ну что, милок? – обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. – Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.

– Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу.

Кеша поглядел на Ростика, потом на лейтенанта Грошева.