Вот, к примеру, из старины глубокой — из времен Ивана Грозного — доносит ливонский летописец Рюссов: «Русские в крепости являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские — работящий народ: русский в случае надобности неутомим во всякой опасной и тяжелой работе, днем и ночью, и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться в своей земле, так как их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно все равно, где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но смертным грехом сдать крепость». Казалось бы — такая высокая оценка русской моральной силы, уж крепости-то русские не сдают! К сожалению, сдают, да еще и как!

Всего пять месяцев в 1904 году стотысячная (с резервами до 200 тысяч) японская армия осаждала русскую крепость и базу российского Тихоокеанского флота Порт-Артур. Гарнизон крепости — 50 тысяч человек, 650 орудий, полсотни пулеметов, запасов на год. Вопреки прямому приказу командования комендант крепости генерал-адъютант Стессель крепость японцам сдал, и это при том, что защитники, потеряв при штурмах до 15 тысяч человек убитыми и ранеными, уже нанесли японцам потери в 110 тысяч человек. Существует мнение, что Стессель действовал не только вопреки приказу, но и вопреки офицерам крепости, однако эта версия опровергается — не сумел бы он сдать крепость, если бы остальные офицеры были против.

А вот русская Новогеоргиевская крепость, которая считалась одной из самых сильных в Европе, — 45 километров укреплений, почти 100-тысячный гарнизон при более чем тысяче орудий. Ею гордились в России и считали неприступной, а крепость в 1915 году продержалась… десять дней. Командующий гарнизоном генерал Бобырь ускакал к немцам и уже от них распорядился капитулировать. 23 генерала и 2100 человек офицеров сдались без возражений. В целости и сохранности сдали немцам и 1096 стволов тяжелых и крепостных орудий — львиную долю тяжелого вооружения всей русской армии, а также 108 полевых пушек. Немцы этой русской артиллерией вооружили свой Эльзасо-Лотарингский фронт против тогдашних союзников России.

Конечно, можно сказать, что во всех приведенных случаях «рыба гнила с головы» — с генералов. Но ведь и в битве при Цорндорфе командующий предал и сбежал, а войска продолжали драться. Так что чисто военные методы победы в бою — это очень много, но моральная сила войск стоит все же на первом месте. Нет этой силы — и бесполезны самые современные крепости и самое мощное оружие, то есть бесполезны и превосходящая мощность своего огня, и лучшая защищенность от огня противника.

Но вернемся к вопросу, который меня больше всего волнует, — почему СССР понес такие тяжелые потери в Великой Отечественной и как их избежать в будущей войне? Вернемся к чисто военным методам победы в бою, и чем в той войне эти методы у немцев отличались от аналогичных методов у Красной Армии.

Что это?

Вопрос, казалось бы, донельзя понятный, тем не менее в этом вопросе надо подняться до вершины, поскольку именно это тот водораздел, который отличал немецкую армию во Второй мировой войне практически от всех армий мира. Цель боя понятна — победа, а вот в чем цель победы? Обычно это исход боя, когда противник уничтожен и занята местность, которую он раньше занимал, если речь идет о наступательном бое, или, наоборот, противнику не дали уничтожить свои войска и занять местность, которую он стремился занять, если речь идет об обороне. В эпоху архаичных войн, в случае спорности этого вопроса, вообще принято было считать, что тот, за кем осталось поле боя, тот и победил.

Итак, у победы два параметра — уничтожение врага и местность. Что из них главное? Трудно сказать вообще и на все случаи конкретных боев, и вот эта трудность является незамечаемым камнем преткновения для многих, кто занимается военным делом или исследует его. Оба параметра главные или все же какой-то параметр имеет преимущество? Это аналогично браку между мужчиной и женщиной (при существующем в мире идиотизме я уже вынужден уточнять, что имею в виду брак именно между мужчиной и женщиной). В их женитьбе тоже два параметра — удовольствие от секса и дети. Что главнее? Оба главные? Но мы же знаем, что это когда-то брак без детей был трагедией и законной причиной развода, а сегодня такой брак чуть ли не признак большого ума и культуры супругов. Хотя, если посмотреть на эти параметры, то зачем вообще жениться для секса? Для него нужно, от силы, отдельное помещение, а все эти брачные обязательства супругов совершенно ни к чему. И, может, я и старомоден, но брак без детей — это не брак, как и победа без уничтожения противника — это не победа, хотя я понимаю, что не все разделяют мое мнение.

Я не сказал ничего нового — эта мысль стара, поскольку естественна, — прекрасный инженер и артиллерист своего времени французский маршал Вобан, построивший 33 крепости и осаждавший 53 вражеских, 400 лет назад выразил эту мысль так: «Преступно и ошибочно делать задачей войны овладение каким-то объектом, пока не разбита армия врага». Мысль эта проста и понятна, но не входит в плоть и кровь военного сословия многих стран и тем более в основу тактики боя. Мне могут возразить, что бой есть бой, и занимается после боя местность или нет, это второй вопрос. Отнюдь, на самом деле для тактики это первейший вопрос.

В чем видят генералы главную цель победы — в уничтожении врага с последующим занятием местности, как видели эту цель немецкие генералы, или в занятии местности с как бы само собой разумеющимся уничтожением на ней врага, как видели цель боя советские генералы? Если только в уничтожении врага, то будет одна тактика, полностью соответствующая главным факторам тактики, а если в занятии местности, то другая, имеющая вопиюще лишний, но становящийся главным элемент.

Повторюсь, это тонкость, которую трудно заметить при формальном подходе к исследованию вопроса. В уставах и боевых документах любых армий эти две задачи присутствуют — и в немецких может упоминаться объект или местность (рубеж), которые надо захватить или удержать, и в советских, кроме местности или рубежа, может упоминаться уничтожение противника. Здесь разница на уровне мировоззрения генералов и военных теоретиков, и эту разницу не найти, если не понимать, что именно ты ищешь.

Есть два основных вида боя — наступление и оборона (встречный бой опустим). И если для генерала главным в наступлении является занятие местности — выход на рубеж, если он в этом видит цель победы, то генерал будет использовать тактику и оружие для того, чтобы занять эту местность и выйти на заданный рубеж живой силой своих войск. Посему для него ОБЯЗАТЕЛЬНА АТАКА ЖИВОЙ СИЛОЙ на войска противника, чтобы выйти своими войсками на рубеж, ограничивающий занимаемую местность, поскольку без живой силы выйти на рубеж нельзя. Можно, конечно, обстрелять этот рубеж из всех видов оружия, но что толку, если он не будет занят живой силой? И такому генералу для такой победы нужна подавляющая масса живой силы своих войск — в полном смысле слова «большие батальоны».