Квентин вздрогнул.

Словно вторя его мрачному лицу, на дилижанс легла тень.

— Смотри, смотри! — дедок схватил меня за рукав. — Когда еще такое увидишь!

Под летним небом вдоль берез, елей и просек с жесткой золотистой травой парил грязно-рыжий дирижабль. Низко-низко: еще метр-два, и верхушки елей царапнут брюхо.

В лицо дыхнул ветер. Пахло клевером, полетом чем-то удивительным, похожим на аромат приключения. Я восхищенно замерла у окна.

— Отдыхают, наверное, — произнес торговец. Сейчас подбавят огня, и вверх. Эх, легко идет!

— Плавно, — вставил дедок. — Не спешат небось.

— А может, наоборот, срочный груз. Металл с дальнего севера, или целые станки…

— Скажешь тоже — станки! Кто же деревянные рейки туда-сюда возить будет!

За спиной раздался едва слышный вздох. Квентин, вцепившись в скамью, пожирал глазами небо. Костяшки пальцев побелели, словно он изо всех сил удерживал себя на земле.

— Квентин? — шепнула я. — Ты чего?

— Любуюсь, — одними губами ответил он. — Не обращай внимания.

— Здорово, правда? Вот бы там оказаться!

Квентин долго смотрел на покачивающуюся гондолу. Потом перевел взгляд на длинноносого — и откинулся в глубь кареты.

— Не знаю, — выдавил он.

Дирижабль вильнул круглыми боками и начал подниматься. Редкие облака плеснули в стороны. Сверху негодующе крикнула чайка.

Лес прощально шумел вслед.

— Одно слово — магия, — промолвила женщина. — И не страшно им внутри?

— В прошлом году под Вельером дирижабль рухнул, — певуче сказал дедок. — Шесть человек расшиблись, чудом не насмерть. Хорошо, пожар не занялся, а если б так? Сгорели бы вмиг! Красивое это дело, но рисковое. Меня раз звали-звали, умасливали, что твой блин, а я одно твержу: поеду на дилижансе, и точка. Нужен мастер, так ждите.

— А кто вы?

Он хитро улыбнулся.

— Может, и расскажу, когда приедем. А пока — пообедать бы!

За полчаса мы умяли все нехитрые припасы. Я умудрилась измазаться завернутым с утра сладким печеным яблоком, торговец нахваливал ветчину, дед предлагал всем черствые пирожки с капустой: «с собой положили, не обижать же людей». Длинноносый лишь выпил немного воды, и женщина, подумав, последовала его примеру. Квентин быстро и напоказ пил вино.

— В дороге может случиться расстройство желудка, — сухо заметил длинноносый. — На вашем месте я бы не злоупотреблял этими играми, молодой человек.

Квентин пропустил его слова мимо ушей.

— Поэтому вы ничего не едите?

— И поэтому тоже, — длинноносый с кислым выражением лица запахнулся в плащ. — Наш возница не пропускает ни одного ухаба.

— Горящий дирижабль, — задумчиво произнес Квентин. — Хотел бы я знать, что чувствуют маги, когда их творение убивает людей.

— Радуются и веселятся, — фыркнула я. — Ты это к чему?

— Так… Думаю о чувстве вины.

— Сам людей не жги, и все у тебя будет хорошо, — дедок хлопнул его по плечу. — Еще выпьем?

Вечером попутчики молчали, довольно и устало. Пару раз мы останавливались, и возница отвязывал от крыши тюки и пакеты: срочную почту. Обычная пойдет с грузами, неторопливо и важно, будет вышагивать с баржами и подводами, пока не доберется до адресата, такого же спокойного и степенного, знающего цену чужому времени.

Карету окутало розоватой дымкой. Деревья за окном загадочно светились, потолок качался в такт моему дыханию, и я не заметила, как задремала.

Проснулась я от холода. За окном поблескивали звезды.

Бесшумно дышал торговец. Свернувшись на боку в немыслимой позе, посапывал дедок. Спала женщина с коробом, уместив свою ношу в проходе и устроив голову на плече длинноносого незнакомца.

Я приподнялась, высвобождая плащ, и мой взгляд встретился с другим, темным и беспокойным.

— Я идиот, — прошептал Квентин.

— Почему?

Он покачал головой.

— Спи.

Торговец рядом со мной, всхрапнув, зашевелился, и я сочла за лучшее промолчать. Еще не хватало, чтобы нашу перепалку обсуждал весь дилижанс.

Квентину, ясное дело, за эти дни досталось не меньше, чем мне. Я ни разу не видела тяжелых ожогов, но знала, что разбойник, который напал на нас, уже мертв. А потом еще и встреча с магами, и новые заклинания, и дуэль с Анри, и тяжелая сухая усталость. Но зачем устраивать из этого уличную драму? Здесь не театр и не рыночная площадь. Никто не оценит, да и чародейству так не поможешь. Лучшего мага это из Квентина не сделает.

А может, и сделает. Может, из таких и получаются лучшие маги. Правда, на волшебство времени не остается: все о высоких материях, чести да принципах.

Я хихикнула, представив Квентина, вещающего перед юными чародеями. Квентин недоуменно посмотрел на меня и вдруг чуть улыбнулся. Я неуверенно улыбнулась в ответ.

Так-то лучше. Завтра утром посмотрим, кто из нас кто.

Я накрылась плащом до подбородка. Звезды мигнули, уходя вверх, и я долго падала в уютной темноте. Еще чуть-чуть, и я коснусь дна… еще немного…

В следующее мгновение кто-то бесцеремонно потянул за плащ.

— Галавер! Галавер, соня!

— А? Что? Где? — Я с трудом приоткрыла глаза.

Вокруг все было вверх дном: попутчики спешно сгребали разобранные вещи, охорашивались, суетились, поминутно наступая друг другу на ноги. Квентин, морщась, ощупывал голову.

Я немедленно высунулась в окно. И ахнула, Мы ехали через дубовую рощу. Вокруг блестели косые солнечные лучи. Многовековые деревья, закрывая обзор, поднимались из туманной травы, а за ними вниз и вверх шли волнами холмы.

Впереди, по другую сторону, один-единственный холм уходил в небо. Замок на вершине казался его продолжением: такой же кряжистый, утренний и чистый, как дубы вдоль дороги. А за холмом, за замком…

— Галавер, — подтвердил дедок. — Кленовую улицу отсюда еще не видно, но скоро, скоро уже.

Он мечтательно прищелкнул языком.

— Жена обрадуется…

— Представляю, как нам в замке обрадуются, — сонно проговорила я. — . Надеюсь, у них не в обычае встречать новичков с огоньком.

Все вдруг как-то нехорошо замолчали.

— Так вы к магам в замок едете? — переспросил торговец. — Учиться?

— Да, — медленно ответила я. — Квентин — наверняка, я — может быть.

Квентин обреченно вздохнул.

— Могли бы и предупредить! — сверкнула глазами женщина. — Думаете, кто угодно согласится ехать с диким огнем?

— Пламя пламени рознь, скрипуче возразил длинноносый лекарь. — Ехали всю дорогу. Что, сейчас парень зевнет — и полкареты долой?