– Эй, люди добрые! – позвал Небойша, отворяя двери корчмы и входя внутрь. – Есть тут кто? Встречайте гостей!

Вукашин и Радослав подошли следом.

Никто не отозвался – и немудрено. Внутри никого не было. Деревянные столы и лавки, стойка, за которой полагалось находиться хозяину, – всюду было пусто.

– Может, не открыли еще, – предположил Вукашин, и хотя это было глупо – ведь уже полдень, – Небойша не поднял его на смех.

– Давно должны были открыться, – сказал он. – Да и не заперто здесь.

– Я схожу наверх, а вы проверьте соседние лавки, – велел Радослав и зашагал к лестнице, что вела на второй этаж. Там, должно быть, располагались номера для постояльцев.

Спустя несколько минут все трое вновь стояли на деревенской площади.

– Лавки не заперты, но внутри никого. Товары все на местах, и даже деньги лежат. – В голосе Небойши звучало сильнейшее удивление. – Как будто люди просто вышли ненадолго минуту назад.

– Да нет, не минуту, – возразил Радослав. – Видели, сколько там пыли на столах? Давненько ее не вытирали.

– Что наверху? – спросил Небойша, хотя ясно было, что ничего и никого.

– В хозяйской половине и в гостевых комнатах пусто. Не нравится мне все это. И запах такой… затхлый. В нос бьет.

Вукашин, который еще не успел по-настоящему испугаться, просто был озадачен и подумал, что им стоит сходить в деревню, пройтись по домам. Мало ли…

– Может, мор? – предположил Небойша, словно прочтя его мысли. – Болеют, попрятались по домам, лежат, встать не могут, потому и в город не приезжали.

Радослав качнул большой седовласой головой:

– Все может быть. Но если мор, так нам туда идти нельзя. Принесем болезнь в город, сами можем заразиться.

– Так что же – возвращаться не солоно хлебавши? – рискнул вмешаться в обсуждение Вукашин. – А если им помощь нужна, и мы могли помочь, но не стали? Что потом скажут?

Небойша стрельнул глазами в сторону Вукашина и поддержал его:

– Дечко дело говорит. Нас послали, чтобы мы разобрались, что к чему. Мы не можем развернуться и уехать, так и не поняв, что происходит.

Решение оставалось за Радославом – он был старшим в их маленькой группе, и Вукашин с Небойшей выжидательно смотрели на него.

– Что ж, сходим, поглядим, – после долгой паузы вымолвил Радослав. – Хотя нутром чую, что не след, а все же и пустыми уходить не годится.

Все трое, не говоря больше ни слова, пошли к домам. Вукашин попытался представить, что может ждать их внутри, но не смог. Воображение отказывалось рисовать ему картины произошедшего.

Кругом было тихо, слышался лишь шорох их шагов да негромкое ржание коней, которые все не могли успокоиться.

Оказавшись возле ближайшего дома, Радослав обернулся к спутникам и произнес:

– Разделимся. Я иду один, вы – вдвоем. Друг от друга не отходите, если что увидите – кричите. Я вас позову, когда найду кого-то.

На то, чтобы осмотреть дома, много времени не понадобилось. И часа не миновало, как трое путников спустились на площадь. Дома стояли пустые, заброшенные. Люди покинули это место – больше не оставалось никаких сомнений.

– Никакого мора не было. Будь они больны, не ушли бы, – выразил общее мнение Радослав. – Может, конечно, все умерли – кладбище рядом, надо бы заглянуть, но это вряд ли.

– Дома выглядят так, будто хозяева никуда не уходили и они где-то поблизости. – Небойша зябко повел плечами. – То посуда на столе стоит, то рукоделье хозяйка бросила возле печи.

Вукашин больше не мог скрывать свой страх. То, что он увидел в домах, пугало. Хуже всего была обыденность, нарушенная чьей-то неведомой волей. Расправленные, приготовленные ко сну кровати, зачерствевшие куски хлеба на столах, серая бахрома пыли, покрывающая скамьи. Брошенные вещи напоминали осиротевших детей. Дома смотрели незрячими глазами-окнами, храня какую-то жуткую тайну.

А еще там был запах – тяжелый, гнусный. Что источало его, понять было невозможно, но казалось, даже стены пропитаны им, он сочится отовсюду.

Старшие товарищи Вукашина о чем-то переговаривались, подсознательно стараясь не повышать голоса, боясь вспугнуть или призвать ненароком что-то дурное. Сам же он, почти не слыша их, все думал и думал о том, что могло случиться во Владе, а перед глазами стояла картина: валяющаяся на полу кукла с соломенными волосами, сшитая из кусочков материи и кожи.

Куклу любили, лелеяли, в этом не было сомнений. Какая-то маленькая девочка заботилась о ней, повязывала цветные ленточки, играла, брала в кровать, ложась спать, и… просто взяла и выбросила? Швырнула на пол любимую игрушку, ушла куда-то и забыла ее? Нет, такого не могло быть. Эта кукла красноречивее всего остального говорила, даже кричала: в деревне случилось что-то очень плохое!

– Вукашин? Ты слышишь? – Радослав, похоже, звал его уже не первый раз. – Ты что, заснул?

– Я просто… задумался, – тихо сказал Вукашин. – Извини.

– Нужно идти дальше, в Добрич. Если поторопимся, будем там до темноты.

«До темноты», – эхом отдалось в ушах. При мысли о том, что ночь застанет их здесь, в желудке похолодело. А ведь еще совсем недавно ему хотелось поселиться в этих местах! Нет уж, теперь, в эту секунду, Вукашин ничего не желал сильнее, чем оказаться дома или в отцовской лавке. И пусть бы покупатели толпились и тормошили его, не давая передохнуть, пусть бы притащилась противная старуха Ковачевич, которая вечно тыкала костлявым пальцем ему в лицо и ворчала, что мясо пахнет «нехорошо».

«Запах… Что же там был за запах? Чем пахло в брошенных домах?»

Небойша и Радослав уже садились на коней.

Он, Вукашин, тоже должен. От него ждут храбрости и стойкости.

– Я понимаю – страшно. Но мы должны выяснить, в чем дело, дечко. Для этого мы сюда и приехали, – сказал Небойша, и голос его прозвучал совсем не так, как всегда: сочувственно, понимающе.

Но именно это почему-то разозлило Вукашина и вместе с тем придало сил. Не хватало еще, чтобы Небойша с Радославом решили, будто он испугался; подумали, что он несмышленый мальчишка, трус несчастный!

– Я не боюсь! Может, это вы двое перепугались? – задиристо выкрикнул Вукашин и громко расхохотался.

Смех получился неестественным, безрадостным и был похож на безумное воронье карканье.

– Поехали, – скомандовал Радослав, и они снова отправились в путь, навстречу самому жуткому кошмару в своей жизни.

Добрич лежал в широкой долине, со всех сторон окруженной лесом, очень высоко в горах. У Вукашина то и дело закладывало уши и слегка кружилась голова – не то от большой высоты, не то от подступающего к горлу страха.

Страх был горьким, как полынь-трава, и резким, как удар кнута. От него холодели ладони, а во рту появлялся металлический привкус.