В связи с венчанием на царство Федора Ивановича Борис Годунов получил высший чин конюшего, которым при Иване Грозном много лет никого не жаловали. В мае 1584 года в боярах и дворецких упоминался Григорий Васильевич Годунов, боярский чин получили Степан и Иван Васильевичи Годуновы[209]. Такое стремительное увеличение представительства Годуновых в Думе ясно показывает подлинную роль Бориса Годунова во главе нового правительства при царе Федоре Ивановиче. Автор «Пискаревского летописца» напишет: «А по повелению царя и великого князя Феодора Ивановича стал правити всю Рускую землю Борис Федорович Годунов з братиею и з дядиею: з Дмитреем и [с] Степаном, и з Григорьем, и с Ываном, и с ыными своими советники, и з бояры, и з думными дворяны, и з дьяки: с Ондреем Щелкаловым с товарищи»[210].

Состав регентского совета (при всем условном характере его существования) был во всех смыслах компромиссным, поэтому недолговечным. С. Б. Веселовский не придавал большого значения реконструкции всех временных боярских «партий», враждовавших после смерти царя Ивана Грозного. Гораздо важнее, с его точки зрения, что в этот момент «лишь Годуновы и Захарьины-Кошкины вступили в борьбу сплоченными родами, сумевшими сохранить на протяжении трех веков родовую дисциплину и верность родовым традициям»[211]. Стоит упомянуть, что среди опекунов царя Федора Ивановича именно Борис Годунов был еще относительно молод, особенно в сравнении с возглавившим Боярскую думу старцем Иваном Федоровичем Мстиславским и царским дядей Никитой Романовичем Юрьевым, который вскоре заболел и умер. Действовать же приходилось быстро и энергично.

С самого начала Борис Годунов примкнул к той партии родовой аристократии, которая решила восстановить порядок, нарушенный «переборами людишек» Ивана Грозного. Было покончено с разделением страны на «двор» и «земщину». Никто лучше Бориса Годунова не знал «дворовое» окружение царя Ивана Грозного, к которому он сам принадлежал. Однако Годунов не стал бороться за сохранение «двора» в его неизменном составе. Вместо этого он поддержал устранение из царского дворца Нагих — родственников царевича Дмитрия, а заодно с ними и других искателей ласки Грозного царя.

В первые же месяцы царствования Федора Ивановича прекратилась карьера некогда могущественного «дворового» дьяка Андрея Васильевича Шерефединова. Против него было возбуждено в Судной палате дело о злоупотреблениях по иску рязанских земских дворян Тимофея Шиловского и Иова Запол ьского[212]. Итогом стало назначение Шерефединова на службу по Коломне, что для дворцового «небожителя» было смертельной обидой. Ее он и затаил на Бориса Годунова. Впоследствии именно бывшего дьяка Шерефединова будут обвинять в насильственной смерти жены и сына Годуновых. Кроме Шерефединова в 1584 году пострадал его зять, один из любимчиков Ивана Грозного и свидетель последних часов жизни царя Родион Петрович Биркин, тоже назначенный на службу в «выборе» по Рязани. В несколько лет исчезли из царского приближения и другие представители особого «двора» Ивана Грозного, служившие в думных дворянах, — Воейковы, Зюзины, Нащокины (Алферьевы и Безнины), Пивовы[213].

Действия Бориса Годунова против Нагих обычно воспринимаются как личная месть. Однако отправление царевича Дмитрия «на удел» в Углич в 1584 году оставляло Нагим возможность почетного существования, хотя и не сравнимую с прежним царским фавором. При царевиче Дмитрии в его угличском уделе жили мать Мария Нагая, ее отец и братья. У них оставались «доброжелательные отношения» с московским двором, с которым они обменивались подарками на именины царевича, день святого мученика Уара 19 октября[214]. Правда, автор «Нового летописца» в статье «О Нагих и о приближенных царя Ивана, о поимании и о розсылках» напишет: «По преставлении царя Ивана тое же нощи шурин царя Федора Ивановича Борис Федорович Годунов с своими советники возложи измену на Нагих и их поимаху и даша их за приставы: и иных же тут же многих поимаху, коих жаловал царь Иван, и розослаша их по городом, и иных по темницам, а иных за приставы, и домы их розориша, поместья и вотчины их роздаша»[215]. И действительно, многие члены разветвленного рода Нагих (ведь не все же они напрямую были связаны родством с бывшей царицей и царевичем Дмитрием) оказались на дальних службах в казанских городах[216]. Это подтверждает их удаление из Москвы и даже определенную немилость или наказание. Но совсем не то, о чем сообщает тенденциозно настроенный по отношению к Борису Годунову летописец. Ничего необычного, по сравнению с существовавшей практикой, не происходило. Кроме одного — никого не казнили! И здесь, в начавшейся «чистке» Государева двора, «почерк» Бориса Годунова, избегавшего публичных казней, лавировавшего между близкими ему по прежней службе членами особого «двора» Ивана Грозного и аристократами князьями Рюриковичами и Гедиминовичами, уже заметен.

Устранение из дворца влиятельной группы прежних царских советников не могло пройти бесследно. Еще до того времени, когда царевич Федор был официально провозглашен царем, в первой половине апреля 1584 года в Москве случилось настоящее восстание. Выступление собравшихся в Москве из уездов дворян и детей боярских, а также стрельцов и посадских людей спровоцировало «дело» Богдана Бельского, ставшее тяжелым испытанием для новых правителей. С Борисом Годуновым, как двоюродный брат его жены, Богдан состоял в свойстве́. Для большинства же других бояр в Думе даже имена Скуратовых-Бельских были нарицательными и означали только одно — ненавистную опричнину. Вероятно, регентам царя Федора Ивановича нужно было решить, будет ли устранение влияния прежних опричников и «дворовых» людей Ивана IV полным или для них все же возможны исключения. Царскому оружничему Богдану Бельскому не досталось места в ближнем круге нового царя. Мириться с этим он не захотел, поэтому начал действовать.

Поводом для взрыва политических страстей стал местнический спор, затеянный Богданом Бельским с казначеем Петром Головиным при приеме литовского посла Льва Сапеги 2 апреля 1584 года. Все тайны русского двора сразу вышли наружу, и конфликты бояр друг с другом стали для всех очевидны. Головины, происходившие из старого боярского рода Ховриных, служили московским великим князьям уже больше ста лет, и только им передавалась по наследству должность царского казначея. Очевидно, что удар вяземского выскочки метил в самую сердцевину устоявшегося порядка вещей, при котором на первом месте были родословные, а потом уже личные заслуги. Кроме того, Головины находились хотя и в дальнем, но все-таки в свойстве́ с самим Никитой Романовичем, поэтому начатый Бельским местнический спор должен был неизбежно столкнуть Романовых и Годуновых между собой. Что и произошло — едва ли не впервые! Оказалось, что без верховного арбитра в лице Ивана Грозного бояре просто не могли справиться с властью. О случившейся распре немедленно стало известно на улице.