— Ну что за мерзкое еврейство… — растроганно улыбаясь, произнес он. — Вам это что-нибудь напоминает?

— Ничего хорошего, — мрачно ответил Гольдер.

Он остановился, поднял голову и несколько минут молча смотрел на дома с висящим на окнах бельем. Мимо с шумом и гвалтом неслись ребятишки. Он осторожно отстранил их концом своей трости и вздохнул. Лавочники торговали всяким старьем и рыбой — плававшей в бочках с рассолом золотистой селедкой. Сойфер кивнул на маленький ресторанчик с вывеской на иврите.

— Нам сюда. Идете, Гольдер? Угостите меня ужином, доставьте удовольствие бедному старику.

— Черт бы вас побрал, — повторил Гольдер, но снова пошел за Сойфером. — Сюда или?.. — Он чувствовал, что устал больше обычного.

Маленький ресторанчик выглядел довольно чистым. Столы были застелены цветными бумажными скатертями, в углу блестел медный чайник. В зале не было ни одного посетителя.

Сойфер заказал фаршированную щуку с хреном и, когда официант принес еду, осторожно схватил подогретую тарелку и поднес ее к носу.

— До чего вкусно пахнет!

— Во имя Господа, пощадите мои нервы! Ешьте и молчите, — тихо попросил Гольдер.

Он отвернулся, приподнял уголок холщовой в красно-белую клетку занавески. Двое мужчин остановились под окном, чтобы поговорить. Слов Гольдер разобрать не мог, но угадывал смысл по жестикуляции. Один из мужчин был поляк в огромной меховой шапке с наушниками, вытертой и порыжевшей, с курчавой седой бородой, которую он ни на мгновение не оставлял в покое. Его собеседник был совсем молод и буйно рыжеволос.

«Что они продают? — думал Гольдер. — Сено? Железный лом, как во времена моей молодости?..»

Он прикрыл глаза. В это мгновение, когда на город опускалась ночь, когда грохот и скрип тележки заглушали шум машин на улице Вьей-дю-Тампль, а верхние этажи домов прятались в тени, ему казалось, что он смотрит сон о родине.

«Так иногда снятся давно умершие люди…» — рассеянно подумал Гольдер.

— На что вы там смотрите? — спросил Сойфер, отодвигая тарелку с недоеденной рыбой и размятой в пюре картошкой. — Вот что значит постареть… В былые времена я бы съел три такие порции… Бедные мои зубы!.. Глотаю, не жуя… обжигаю десны… И вот здесь печет… — Он ткнул себя в грудь. — О чем задумались?

Сойфер замолчал, проследил взгляд Гольдера и покачал головой.

— Ой ты Боже мой!.. — неожиданно произнес он со своей неподражаемой ноюще-язвительной интонацией. — Ой-ёй-ёй… Или они счастливее нас?.. Грязные бедняки, но разве еврею много нужно?.. Нищета для еврея, что рассол для сельдей… Хотел бы я приходить сюда почаще. Не будь это место так далеко и, главное, так дорого — впрочем, теперь везде дерут втридорога! — я бы каждый вечер ужинал здесь в тишине и покое, вдали от своего семейства, чтоб им пусто было…

— Будем иногда здесь кормиться, — тихо согласился Гольдер.

Он протянул руки к стоявшей в углу красной печке, от которой исходил густой жар.

«Дома я бы от такого запаха просто задохнулся…» — с иронией подумал он.

Он чувствовал себя совсем неплохо. Животное тепло, которого он прежде никогда не ощущал, пронизывало старые кости.

На улице появился фонарщик с шестом, прикоснулся к газовому рожку на доме напротив ресторанчика, и они заметили узкое темное окно с бельем над пустыми цветочными горшками. Гольдер тут же вспомнил такое же слуховое окошко в доме напротив лавочки, где он родился… заснеженную улицу… и ветер… он часто видел их во сне.

— Долгий путь, — произнес он вслух.

— Да, — согласился Сойфер, — долгий, тяжкий и бессмысленный.

Оба подняли глаза и долго, то и дело вздыхая, смотрели на жалкое окошко с бьющимся о стекло тряпьем. Женщина приоткрыла створку, высунулась наружу, сняла белье, встряхнула его, потом достала из кармана маленькое зеркальце и накрасила губы в свете фонаря.

Гольдер резко поднялся.

— Пора возвращаться… Меня мутит от запаха керосина…

Ночью ему впервые привиделась Джойс. Во сне она была похожа на маленькую еврейку с улицы Розье. Воспоминание о дочери дремало в нем, как болезнь…

Когда Гольдер проснулся, ноги у него дрожали от усталости, как будто он бродил много часов подряд. Весь день, забыв о картах, он сидел у окна, завернувшись в пледы и шали. Ледяной холод пробирал его до костей.

Сойфер навестил его, но он чувствовал себя больным и печальным и был немногословен. Они расстались раньше обычного. Гольдер видел, как Сойфер ковыляет по темной улице, прижимая к груди зонт.

Он поужинал. Отпустил служанку, обошел квартиру и запер двери. Глория сняла все люстры. Свисавшие с потолка лампочки раскачивались на сквозняке, отражаясь в зеркалах. Старый Гольдер бродил по квартире босиком, с ключами в руках, бледный, всклокоченный, с синюшными кругами под глазами.

В дверь позвонили. Гольдер удивился и взглянул на часы. Вечерние газеты давно доставили. Он решил, что с Сойфером произошел несчастный случай и сейчас его попросят заплатить врачу.

— Это вы, Сойфер? — спросил он, подойдя к двери. — Кто там?

— Тюбинген…

Гольдер разволновался и начал снимать цепочку. Руки у него дрожали, он никак не мог справиться с замком, нервничал, но Тюбинген молча терпеливо ждал. Гольдер знал, что этот человек способен часами сохранять неподвижность. «Тюбинген не изменился», — подумал он.

Задвижка наконец поддалась, и гость вошел.

— Приветствую, — сказал он, снял шляпу, пальто, сам все повесил, раскрыл мокрый зонт, поставил его в угол и только после этого пожал руку хозяину.

У Тюбингена был удлиненный, странной формы, череп, отчего лоснящийся лоб выглядел огромным, лицо с узкими губами было по-пуритански сдержанным и бледным.

— Могу я войти? — спросил он, кивнув в сторону гостиной.

— Конечно, прошу вас…

Гольдер заметил, что гость обвел взглядом пустые комнаты и опустил глаза, как делают люди, случайно узнавшие чужой секрет.

— Моя жена уехала, — объяснил он.

— В Биарриц?

— Не знаю.

— Понимаю, — тихо произнес Тюбинген.

Он сел напротив Гольдера, у которого от волнения снова сбилось дыхание.

— Как идут дела? — наконец спросил он.

— Все как обычно. Одни — хорошо, другие — плохо. Вы знаете, что «Амрум» договорилась с русскими?

Гольдер отреагировал мгновенно.

— Насчет Тейска? — Он протянул руки, как будто хотел схватить скользнувшую мимо тень, но тут же уронил их на колени и со вздохом пожал плечами. — Я не знал…

— Речь не о Тейске. Они подписали пятилетний контракт на поставку ста тысяч тонн русской нефти в год в порты Константинополя, Порт-Саида и Коломбо.